— Мертвых не похоронили. Оставили на земле гнить. Не по-человечески это, парни!
Стариков растерялся:
— Ну, это… Всё так неожиданно произошло. Я меньше всего там трупы ожидал увидеть.
Да и запах такой, что не подойти. Вон, Пройсс ломанулся, чуть половину взвода насмерть не затоптал.
Я виновато забубнил:
— Вы уж меня простите, мужики, но в жизни я не переношу две вещи: зубную боль и трупный запах. Вообще, зубных врачей боюсь так, что несколько раз от страха терял на приёме сознание.
Курков недоверчиво хмыкнул:
— А больше ты ничего не боишься? Клоунов например?
— Остальное можно и вытерпеть. Но таскать разложившиеся трупы — увольте! Это не по мне.
— Всё равно, убитых надо было похоронить! — упорно гнул свою линию Дегтеренко. — Я трупы в могилу стащить смогу!
— Слушай, Фёдор! Ты правильные вещи говоришь! — вспылил Стариков. — Но хватит нам здесь морали читать! Не маленькие, всё понимаем. Пойми, вернуться сейчас не получится! Представь, что начнется, когда командиры колонны, что топает у нас за спиной увидят, как мы разворачиваемся и начинаем хоронить, черт знает когда убитых красноармейцев! Ты же не хочешь прямо сейчас, рядом с ними лечь? Молчишь? И правильно делаешь.
Дегтеренко сжал зубы, неприязненно обвел нас взглядом:
— Все равно… Ладно проехали с этим. А вот как оружие возле убитых не пошукали! Эх, что теперь горевать, я и сам не докумекал! Нам теперь нужно, каждый шаг просчитывать. Всё обдумывать по пять раз придется.
Я встрял с вопросом:
— Не понял, почему?
Стариков с сочувствием посмотрел на меня:
— Да потому, что мы на самом деле перенеслись! Ты, что еще этого не понял? Проснись, парень, мы на войне!
У меня по спине побежали мурашки, ноги мгновенно налились свинцом. До этого момента я настойчиво отгонял любые мысли, о возможности переноса во времени. Всё происходящее с нами, можно было при желании объяснить. И пшеничное поле, и кучу немецкой техники на дороге. Но вот три трупа напрочь разрушили моё представление о реальности. Это что, же мы получается маршируем прямо посередине боевых порядков немцев? Черт! Стоит хоть одному немцу с нами заговорить, так нам и конец настанет, немедленный и бесповоротный. Что мы ему скажем? Курка, матка, яйки? Или руки вверх? Или я в ответ прокричу немцу десяток команд, которые выучил в страшных муках? Мама родная, у нас же немецкий язык знает только Венк! Что делать? Пока я лихорадочно размышлял, периодически поёживаясь от страха, из середины строя к Старикову подбежал Юрий Плотников. Он взволнованным голосов с явными истерическими интонациями затараторил:
— Герр лейтенант, посмотрите мою солдатскую книжку! Вы видите? Видите?
Плотников начал с остервенением совать раскрытую книжку прямо в лицо Николаю.
Юрку я знаю с момента своего вступления в клуб. Крайне спокойный парень. Всегда сохраняет присутствие духа, отличается редким хладнокровием. Никогда я не видел его в таком возбужденном состоянии как сейчас.
— Да прекрати мне в лицо ей тыкать, — недовольно пробурчал Николай, забирая книжку из рук Юрки. — Что там у тебя?
— А вы откройте, герр лейтенант, сами посмотрите!
Стариков зашелестел страницами.
— Ни хрена себе! — потрясенно произнес Николай. — Это только у тебя или у всех так?
— Не знаю, герр лейтенант. Я сам только что это обнаружил! Полез в карман за сигаретами и вот…
Стариков еще раз быстро пролистал документ и обернувшись к нам приказал:
— Взвод! Немедленно все достаём свои солдатские книжки, смотрим и говорим, что видим!
Сзади раздалось несколько недоумевающих возгласов. Я машинально рявкнул:
— Оставить разговорчики! Выполнять команду!
Сам же не мешкая расстегнул планшет, достал свою солдатскую книжку и моментально офигел.
Все надписи в ней, были сделаны по-русски. И печатный текст и написанный переводчиком от руки — всё совершенно спокойно читалось по-русски. Я заскользил взглядом по страницам, выхватывая отдельные предложения: "имя и девичья фамилия матери", "выдан набор для чистки карабина", "размер обуви в сантиметрах". Вот это да! Как же это может быть? Даже на первой странице я всё без проблем прочитал! А ведь перед отъездом на съёмки я раскрывал книжку как раз на этой странице. Я знал, что там написано, но написано-то было всё по-немецки!
