— Давайте не будем вдаваться в философские дискуссии, — раздраженно произнес отец, послав маме предостерегающий взгляд.
Дедушка засмеялся. «Я не философствую, Херб».
— Мы предоставили Маргарет самой выбрать себе религию, когда она до этого дозреет, — объяснила мама.
— Если она захочет! — добавил отец с вызовом.
— Чепуха! — возмутилась бабушка. — Религию не выбирают.
— С этим рождаются! — припечатал дедушка.
Тут бабушка наконец улыбнулась и даже издала что-то напоминающее смешок.
— И значит, Маргарет — христианка! — объявила она голосом, не допускающим возражений.
— Пожалуйста… — начала мама. — Маргарет с таким же успехом могла бы выбрать иудаизм. Неужели ты не понимаешь, что от этих разговоров ничего хорошего не будет?
— Не понимаю, почему ты расстраиваешься, — удивилась бабушка. — Ребенок всегда принимает религию матери. А ты, Барбаpa, родилась христианкой. Ты крещеная — это ведь так просто.
— Маргарет свободна выбирать! — вышел из себя отец. — И я буду вам обязан, если вы немедленно прекратите этот разговор.
Я больше не желала слушать. Как они могут все это обсуждать при мне!
Неужели они не понимают, что я живой человек — со своими чувствами!
— Маргарет, — бабушка тронула меня за рукав. — Еще не поздно, дорогая. Ты дитя Божье, несмотря ни на что. Пока я здесь, я могла бы взять тебя в церковь и поговорить со священником. Я думаю, он бы все уладил.
— Хватит! — закричала я, вскакивая. — Я никого из вас не хочу больше слышать. Ни одной минуты! Кому нужна ваша религия? Кому? Мне она не нужна. И Бог ваш мне не нужен!
Я выскочила из комнаты и убежала к себе наверх.
Я слышала, как мама сказала:
— Зачем вы только это все начали? Чего вы добились?!
Я больше никогда не буду говорить с Богом. Чего, в конце концов, Он хочет от меня? Хватит с меня Его и Его религий! И ноги моей не будет ни в Имке, ни в Еврейской Ассоциации — никогда.
На следующее утро я не вышла из своей комнаты даже к завтраку. Я поймала себя на том, что начинаю говорить «Ты здесь, Бог?», но вспомнила, что больше с Ним не разговариваю. Может, Он покарает меня за это. Что ж, если Он так хочет, то это Его дело!
К полудню я почувствовала, что больше не могу оставаться дома, и попросила маму отвезти меня в город — я договорилась с Дженни пойти вместе в кино. Мама согласилась, что мне надо развеяться. Мы с Дженни встретились на углу возле аптеки — как раз напротив кинотеатра. Сеанс начинался через двадцать минут, и мы решили заглянуть в аптеку. Больше всего нас там интересовали прокладки.
Несколько минут мы смотрели просто так, потом я прошептала Дженни:
— Давай купим упаковку.
Я давно об этом думала, но никак не могла решиться. Сегодня я чувствовала себя храброй. Я думала: «Ну и что, что Бог теперь на меня разгневан? Какое это имеет значение?» Я даже решила испытать Его — перешла улицу посередине и не дожидаясь зеленого света. Ничего не произошло.
— Зачем? — спросила Дженни.
— На всякий случай, — ответила я.
— Чтоб лежали дома?
— Конечно. А почему бы нет?
— Не знаю. Моей маме это может не понравиться, — сказала Дженни.
— А ты не говори ей.
— А если она увидит?
— Положи их в какой-нибудь пакет. Можешь сказать, что это школьные принадлежности. — У тебя хватит денег?
— Да.
— Хорошо. Тогда какие будем покупать? — спросила я.
— Может, «Тинэйдж Софтиз»? — предложила Дженни. — Это такие, как у Гретхен.
— Давай.
Я взяла с полки одну упаковку «Тинэйдж Софтиз».
— Теперь ты, — подтолкнула я Дженни.
— Ладно, ладно, — Дженни тоже взяла одну.
— Еще к ним надо пояс, — напомнила я, окончательно осмелев.
— Правильно. Какой возьмем? — спросила Дженни.
— Мне нравится вот этот, розовый, — я показала на маленькую коробочку с изображенной на ней симпатичной девушкой.
— Ладно, я, пожалуй, возьму такой же, — согласилась Дженни.
Мы пошли с нашими покупками на контроль, но почти так же быстро отошли, увидев, что за кассовым аппаратом сидит парень.
— Я не смогу, — прошептала Дженни. Она положила свои коробочки обратно на полку. — Боюсь.
— Не будь дурой. Чего тут…
Продавщица в голубом халате перебила меня.
— Вам чем-нибудь помочь, девочки? — спросила она.
