Барнет опомнился.
– Извините, мистер Браун, – сказал он, – боюсь, что перебил вас.
– Ничего. Все равно я толком не знаю, что говорить.
– У многих людей нет нужной терминологии, чтобы говорить о вечном. – По губам Барнета промелькнула скромная улыбка. – К счастью, мы, проповедники, более или менее подготовлены к этому.
– Угу… Да. Вот поэтому я здесь.
Джеку трудно было опознать в этом непринужденно ведущем себя Барнете того неуемного проповедника, которого он видел на записях: светловолосого барса, обходящего свою паству, хищника, в котором Джек уверенно опознал тайного туза-убийцу. Неужели это один и тот же человек?
Джек откашлялся.
– Вы видели «Портрет Дориана Грея»? Великолепный фильм сороковых годов. Джордж Сэндерс, Херд Хэтфилд, Анжела Лэндсбери. – Он снова кашлянул. От интубационной трубки осталось раздражение, и курение его состояния не улучшало. – Кажется, Донна Рид, – добавил он, пытаясь вспомнить. – Да, Донна Рид. Короче, это про молодого человека, с которого написали портрет, – и его душа переселилась в портрет. Он начинает вести… ну, не знаю… очень греховную жизнь, можно и так это назвать, но с последствиями ему иметь дела не приходится. Он просто остается молодым, а портрет становится старым и… развратным? Это подходящее слово?
Барнет кивнул.
– Короче, в конце портрет уничтожают, и Дориан Грей моментально становится старым и мерзким и падает мертвым. – Он усмехнулся. – Спецэффекты, понимаете? Короче, я много об этом думал. Я думал, понимаете: я оставался молодым сорок лет и вел отнюдь не безгрешную жизнь. А что, если это закончится? Что, если я внезапно стану старым, как Дориан Грей? Или что, если какой-то психованный туз меня убьет?
Джек внезапно понял, что кричит. Сердце у него сжалось от понимания, что он больше не актерствует, что эта травма вполне реальна. Он снова откашлялся и откинулся в кресле.
Барнет подался вперед и положил руку Джеку на локоть.
– Вы удивитесь, как много людей ко мне приходят именно в вашей ситуации, мистер Браун. Возможно, их страхи не столь… живописны, как ваши, но мне встречалось немало людей, похожих на вас. Успешных, внешне всем довольных мужчин и женщин, которые не задумывались о вечном, пока вечность к ним не прикасалась. Это мог быть инфаркт или гибель близкого человека в автокатастрофе, или смертельное заболевание кого-то из родителей… – Он улыбнулся. – Я считаю, что эти предостережения не случайны, мистер Браун.
– Джек.
Он потушил сигарету и подумал, что чуть было не сорвался окончательно.
– Да, Джек. Я верю, что в этих предостережениях есть смысл, Джек. Я верю, что Господь имеет возможность напомнить нам о Своем существовании. Я верю, что эти ваши столкновения со смертью были выражением Высшего предназначения.
Сквозь темные очки Джек посмотрел на мерцающие голубые глаза Барнета.
– Правда? – переспросил он.
Небесно-голубые глаза Барнета были полны обжигающей решимости.
– Господь говорит: «Смотри на меня – и спасен будешь, ибо есмь Господь и несть иного Бога».
«Смотри на меня, – подумал Джек. – Имеет ли Барнет в виду Бога или себя самого?»
Проповедник продолжил:
– Дикая карта дала вам ложную веру в ваше бессмертие, и Господь нашел способ предостеречь вас от этой лжи, напомнить вам о том, где находится подлинное бессмертие, и спасти вас, чтобы вы творили Его дела.
В дверь постучали. Казалось, этот звук сбил Барнету настрой: он чуть заметно вздрогнул и перевел взгляд на дверь.
– Войдите!
Флер внесла в напряженной руке заказанный Джеком коктейль.
– Напиток для мистера Брауна.
Джек ей улыбнулся.
– Называйте меня Джеком, пожалуйста.
– Большое спасибо, Флер.
На этот раз улыбка Барнета была лишена тепла, а слова явно подразумевали в себе приказ уйти. Флер послушалась.
Джек пригубил коктейль. Он был безупречен: в комнате прессы кто-то явно знал, как ублажать журналистов.
– Он хороший?
Казалось, Барнету это искренне интересно.
– Вполне.
Джек сделал еще один глоток, побольше.
– Я никогда… – Барнет махнул рукой. – Не важно.
Тоска, прозвучавшая в голосе Барнета, изумила Джека. Он говорил точь-в-точь как мальчишка, которого мама не пустила на улицу играть под дождем.
