На палубе торгового корабля, пришвартованного к причалу, сидело, свесив за борт ноги, несколько мужчин. Они кричали нам, чтобы мы гребли помедленнее, и вовсю хохотали над нашим поврежденным носом и сломанными перилами. Мы видели, как в порт спешили полюбоваться нами десятки любопытных горожан.
Даже тогда, когда наш таран ударил в штевень большого торгового корабля и от этого удара судно карфагенян врезалось в берег, его мачта с громким треском рухнула, а члены команды с проклятиями повалились на палубу, все в порту думали, что это простая случайность. Какой-то военачальник грозил нам кулаком, ругался и требовал от нас уплаты штрафа и возмещения убытков. Но тут Дориэй и фокейцы с оружием в руках перепрыгнули на палубу поврежденного торгового судна, сметая всех на своем пути, и помчались дальше на берег. Они разогнали всех, кто мог бы им помешать, взбежали на холм и ворвались в город через ворота раньше, чем стражники сообразили, в чем дело.
Итак, Дориэй и еще десятка два человек легко взяли город и перебили всех его до смерти перепуганных защитников, а Дионисий и остальные фокейцы тем временем захватили стоящие в порту суда. О сопротивлении никто из чужеземцев даже не помышлял: все они видели, какая судьба постигла торговый корабль, имевший несчастье оказаться на пути страшных пришельцев. Правда, некоторые не стали молить о пощаде, как остальные, а резко развернулись и помчались вдоль городской стены, но Дионисий велел бросать им вслед камни, и они испугались и покорно вернулись. Ведь в порту находились не воины, а мирные моряки из множества стран.
Дионисий приказал распахнуть обе створки дверей громадного бревенчатого сарая, служившего складом, и запереть там наших пленников. Рабы, тоже бывшие в этом сарае, упали на колени, приветствуя нас как своих избавителей. Среди них оказалось несколько греков, которым Дионисий велел приготовить для всех нас еду. Они тут же бросились разводить на берегу огонь и резать скот, но многие наши моряки не могли ждать так долго и утолили первый голод мукой, разведенной оливковым маслом.
Захват Панорма произошел так успешно и стремительно, что фокейцы, упоенные радостью победы, поклялись идти за Дориэем, куда бы он их ни повел. Конечно, смелости им прибавило также и вино — ведь, уничтожив всех горожан, способных держать в руках оружие, моряки Дионисия принялись уничтожать и запасы вина и очень скоро опьянели, потому что давно ничего не ели.
Во всем порту и городе мы насчитали не более пяти десятков вооруженных мужчин. Жители Панорма давно уже привыкли к спокойной жизни и забыли о возможных опасностях, так что воины уходили в плавание, а город оставался без защитников — если, конечно, не считать таковыми купцов и ремесленников, которые в отсутствие людей военных неохотно брались за копья и луки. Поэтому Дориэй вовсе не совершил никакого чуда, когда так легко овладел городом. Однако фокейцы были очень горды своей победой и к вечеру уже считали себя великими знатоками воинского искусства. Кроме того, им показалось, что их количество удвоилось и достигло трехсот человек. Разумеется, это тоже было сочтено чудом и никоим образом не увязано с множеством опустошенных чаш с вином.
К чести фокейцев следует сказать, что обывателям Панорма они особо не докучали. Правда, они переходили из дома в дом в поисках богатой добычи, но силой ничего не брали, а только указывали пальцами на то, что им нравилось. Видя их загорелые лица и окровавленные руки, большинство жителей спешили поскорее избавиться от своего добра и отдать его пиратам. Однако стоило кому-нибудь из горожан заартачиться, как фокейцы со смехом шли прочь.
Победа, хорошая и обильная еда, вино и лучезарное будущее привели их в прекрасное расположение духа. Они уже предвкушали, как счастливо станут жить в Эриксе, властителем которого будет храбрый и неуязвимый Дориэй.
Выставив сторожевые посты, Дориэй отправился в дом Совета, который избрал себе для ночлега. Дом этот был деревянный, и только главная лестница была мраморная. К вящему негодованию спартанца, внутри не обнаружилось никаких сокровищ, кроме написанного затейливыми письменами акта об основании Панорма и нескольких связок священного камыша, принадлежавшего прежде богу реки. Взбешенный и раздосадованный, Дориэй призвал к себе отцов города, которые, клянясь и низко кланяясь, заверили его, что Панорм — нищий город, платящий огромную дань Сегесте. У них самих, мол, утверждали старики, нет почти ничего, кроме длинных карфагенских плащей, которые сейчас наброшены на их плечи, а когда интересы Панорма требуют устроить пир для заезжих политиков, то им приходится нести из домов свои собственные чаши и кубки. Выслушав их, Дориэй нахмурился и приказал подарить членам Совета большую серебряную чашу финикийской работы, которая была среди сокровищ Дионисия. Дионисий попытался протестовать, однако Дориэй сказал ему:
