Туманное Звено. Стихотворения - страница 41

Шрифт
Интервал

стр.

СЕСТРЫ

1. «Когда, скрипя, стирается белье…»

Когда, скрипя, стирается белье,
иль с хрустом происходит чистка меди,
вы все, конечно, видели ее —
не у себя, так у своих соседей.
В пальтишке узком, с кончиком лисы,
в крылатом фартуке, обычно в клетку,
она в дома приходит на часы,
как птица, что сама влетает в клетку.
С глубокими солонками ключиц,
с глазами, как две чашки с синевою,
с работою горчее всех горчиц,
она живет почти что неживою…
Слова ее бесцветны, как вода,
сама она порой худее кошки.
В чулках ее — зиянья иногда,
как слуховые круглые окошки.
С лицом сухим и серым как ковыль,
вооружившись выскобленным стулом,
она с больших шкапов стирает пыль,
поднявши руки вверх, как перед дулом.
Не основавши собственной семьи,
покорная обычному заводу,
стараясь, от семи и до семи,
для всех, кто ей давал огонь и воду —
как друг, она трудилась для других.
И с серой тряпкой, с сором, без привала,
среди вещей — чужих, но дорогих —
сама, как тряпка серая, сновала.
Без отдыха, без облика, без лет,
скользила тень, равно для всех чужая,
за несколько безжалостных монет
любой очаг усердьем окружая.
Усталый мозг, засушенный в борьбе,
лишенный духа, как цветок осенний,
лишь раз в неделю думал о себе —
и это было в утро воскресенья.
Она была умыта и чиста,
и шкап — не до конца ее обидел:
на ней была сорочка из холста…
Но в эти дни — никто ее не видел.
Однажды утром, вставши после сна,
прочтя в газете: «отравилась газом…»
я вам скажу: то может быть она
ушла из жизни, не моргнувши глазом.
Она погрязла в прахе бытия.
Быть может Марфой в прошлом воплощеньи
была она… Возьмут ли «Жития»
ее к себе — за силу всепрощенья?

2. «Когда счастливой матерью семьи…»

Когда счастливой матерью семьи
становится ленивая Мария,
лишь к вечеру, не ранее семи,
плита ее бушует как стихия,
и дети, сев вдоль кухонной скамьи,
кладут на доски рученьки сухие.
Мария варит суп из топора
и моет пол в лазоревом уборе.
Весной она уходит со двора
с высокими зарницами во взоре…
Ее запущенная детвора
сидит в худых штанишках на заборе.
В ее квартире зарево и гам.
Дожди и снег идут в ее квартире…
На страх соседям (и на страх врагам)
она ложится в три или в четыре.
Шлет зайчиков луна к ее ногам:
Она играет, при луне, на лире.
И к ней (сидящей с зайцами у ног
и в то же время — с музыкой у чрева)
приходит муза северных дорог
с большим крылом направо и налево.
Так — некогда — к Марии на порог
могла являться Пресвятая Дева…
Гнездо, Мария, со стараньем вей:
ты от хулы должна оборониться.
Рассветный воздух сделался живей
и месяц начал к западу клониться,
а ты… ты все не спишь. Ты — ночи птица:
сова? едва ль! скорее соловей…
Увы, родная Марфина сестра
непрочная опора для семейства:
она не носит дойного ведра
и в полдень сонные свершает действа…
Пусть днем она не делает добра,
но ночь ее — во власти чародейства.
Днем спит она, сжимая в кулаке
свой первый палец. Странную картину
являет ночь: совместно в котелке
Мария варит и грибы и тину.
Четыре паука на потолке
плетут одну и ту же паутину
Пока пчелоподобная жена
часы полезным отдает работам,
Мария застывает у окна,
подняв лицо к божественным высотам.
Она сродни лунатикам — она
тревожит лиру по нездешним нотам…
Но упрекнуть придется мне ее
за то, что люлька у детей сырая,
что у нее не глажено белье,
что грабли зацветают средь сарая,
что стало мхом вязание ее,
и что игре ее — не видно края,
еще — за обвалившийся плетень,
за все в саду погибшее богатство,
за каждый без труда убитый день,
за вечное с мечтою панибратство,
за праздность, за лирическую лень,
короче — за земное тунеядство.
Мария в узах брачного кольца
кой-как свое свершает бабье дело.
Она готовит душу для конца.
Но будет ли душа сильнее тела,
и свет ее посмертного лица
таким живым, каким она б хотела?..

ЧАЙ

1. «Апрель. Деревня. Солнце. Почки…»

Апрель. Деревня. Солнце. Почки.
Зеленый двор и корень бурый.
В траве, как желтые комочки,
снуют цыплята. Бродят куры.
Жует корова клок лужайки.
И — как поэзия над прозой —
в столовой — дочь моей хозяйки,
китайской пахнущая розой…
Мы пили чай пасхальным утром
и повседневный сок Китая
(средь чашек с пестрым перламутром)
блистал, как кожа золотая,
как озаренный двор с птенцами,
что в зелени паслись, желтея,

стр.

Похожие книги