Родители забыли положить
в дорогу мне стремление к кипенью.
Я медленно, я смирно стала жить,
умея отдаваться только пенью.
О сердце, над которым голова
неустранимой тяжестью нависла!
Произношу я прежние слова,
но все они полны иного смысла —
он стал отчетлив, как весенний день,
а между тем осенний на пороге:
срывает ветр последних листьев сень,
и листья с хрустом ходят по дороге…
Я плохо вижу то, что в вышине
(высь для меня на глубину похожа),
но подготовлена я к тишине
подводного нетронутого ложа.
Не увлекаясь ни добром, ни злом,
совместно жесткой будучи и хрупкой,
я от всего отделена стеклом
с одной необходимой сердцу трубкой.
Лист осени летит, желтит окно —
полет нередко вызван высыханьем…
В стекле своем спускаюсь я на дно
с искусственным, как водолаз, дыханьем.
Родители старались положить
в дорогу мне живую волю к бденью.
Но наяву я не пыталась жить,
имея тягу только к сновиденью.
