Туманное Звено. Стихотворения - страница 22

Шрифт
Интервал

стр.

из крана прибывает к ним вода.
Вотще в бассейне, правя плавниками,
они плывут к искусственным кустам.
Под ними — лишь стекла прозрачный камень,
а подлинный янтарь остался там:
там под снегами речка проходила,
стругал березу север на станке
и девочка две бирюзы водила
под круглым лбом в рябиновом венке.
Любить ли нам иль клясть свою судьбину?
В аквариуме тоже есть песок.
Но снег, береза, бирюза, рябина —
четыре слова бьются в наш висок.
1936

«Нас забыли, душа. Мы остались на том пароходе…»

Александру Гингеру
Нас забыли, душа. Мы остались на том пароходе,
грудь которого будет, конечно, разбита меж льдин.
Льдом он сдавлен, как панцирем рыцарь в крестовом походе,
он в молчаньи, в полярном сияньи остался один.
Только изредка видит он лапы мохнатого гостя.
Кто на тающей льдине в мантильи танцует кадриль?
О смятенье медведей, их рев, их разбитые кости
и последний из трюма угрюмо добытый фитиль.
В час, когда пред оркестром, икая, качаются пары,
на краю мирозданья такая волна тишины.
В пустыре не лопух, лишь серебряный пух ваш, гагары.
Льдины — пестрых явлений (павлиньих хвостов) лишены.
Только теплое солнце весною меняет их очерк,
только бремя награды достойно венчает труды,
только вследствие слез на бумаге меняется почерк.
Только холод, душа, прекращает движенье воды.
1936

«Поутру пушок на коже…»

Поутру пушок на коже,
к вечеру прозрачней плод.
Всё устало, солнце тоже,
к осени готовя сот.
Пусть различные в одежды
жизнью вкраплены цвета,
пусть наличная надежды
зелень, ах, уже не та —
синий веер дав мне в руки,
ты ушла обратно в ночь,
но тебе — в том кровь порукой, —
муза, я родная дочь.
На чужбинном берегу я
к гробу веер твой несу,
но упрямо берегу я
синюю его красу!

«Рассказывает времени кукушка…»

Рассказывает времени кукушка
о том, что наступает поздний час.
Медяшками полна у нищих кружка,
но синевой полна она у нас.
Уже не время стукать каблучками,
но в этот час все средства налицо:
душа ушла в бумагу со значками,
глаза в синячное ушли кольцо.
Нас обошли в раздаче угощений,
но стол покрыт обрезками мечты.
Гулянию средь мертвых насаждений
напрасно, сердце, радуешься ты…
Напрасно ветер веселит нам вежды:
все силы сердца вышли на слова;
они ушли в дырявые надежды —
для жизни нам осталось их едва.
1936

ПРЕСС-ПАПЬЕ

Живем мы бреднями, не бденьем,
но шаг наш к цоколю прибит.
Так палисандровым виденьем
олень над письмами стоит.
Стол. Осень. В крепости камина
лежат разбитые дрова.
Мы сохнем. И букеты тмина,
и, ах, оленья голова.
Как руки старика к коленям,
картошка тянется к золе.
И ты застыла: ты оленем,
душа, скитаешься во мгле.
Мелькают ветви кочевые
там, где внедренных веток нет.
И человек, втянувший выю,
благословил олений след.
Живя полярным подаяньем,
олень в алмазные луга,
как тень, под северным сияньем
несет безлистные рога.
1934

«Запели третьи петухи…»

Запели третьи петухи,
сготовил пекарь пропитанье.
Кому нужны мои стихи,
мое бумажное метанье?
Оно уже не ремесло,
оно уже подобно чуду;
взгляните: поднято весло,
и всё же мы плывем по пруду.
Но в гипсе детская рука,
но дружба сшита паутиной.
Теки, подземная река,
тебе спокойнее под глиной.
Там синий кладезь тишины,
там корешки стихотворений…
Но только лист средь вышины
свидетельствует о твореньи.
Любая ветка любит свет.
И даже тень твердит об этом:
поближе к свету стань, поэт, —
останешься хоть силуэтом.
1936

«Путем зерна, вначале еле внятным…»

Путем зерна, вначале еле внятным,
идет к цветенью, к разложенью плод.
Путями сна, как по владеньям ватным,
идем. Наш дом под снегом круглый год.
Он тих снаружи. Барельеф: барашки
у входа веселят его фасад.
Внутри кричит в смирительной рубашке
душа, но рукава идут назад.
Назад куда? Дорогою какою?
В окно к луне. Все отошли ко сну.
Луна растет и длинною рукою
благословляет темную страну.
Душа вовсю старается руками:
ее вконец измаяли лучи.
Но стены вкруг покрыты тюфяками —
по вате полоумная стучит.
А время, лекарь в сахарном халате,
не замечая суеты совсем,
по каждой сверхъестественной палате
проходит — равнодушное ко всем.
1936

БЛИЗНЕЦЫ

(Париж, 1946)

КРОВЬ И КОСТЬ

1. «В моей природе два начала …»

В моей природе два начала,
и мать, баюкая меня,
во мне двух близнецов качала:
кость трезвости и кровь огня.

стр.

Похожие книги