— К семи подъезжай, — вздохнул тот. — Пока не будет никого. Разберемся.
Официант положил счет на поднос, подал. Козельцев для вида пробежал его глазами, достал внушительное кожаное портмоне, расплатился, оставив официанту сотню чаевых.
— Спасибо, голубчик.
Ну, любил он этакий барский фасон. Главное, ведь понимал, что дешевка, но ничего с собой поделать не мог. Нравилось ему.
— Бабки только не забудь, — напомнил моложавый, поднимаясь из-за стола. — Без бабок я даже разговаривать не стану.
— Конечно, о чем речь, — расплылся Козельцев. — Завтра все будет, как договорились.
Он тоже поднялся, пропустил моложавого вперед, к главному входу. Сам вышел через заднюю дверь. Он торопился. Ему предстояло подъехать к «клиентам» и получить с них аванс за проделанную уже работу. Вторую часть суммы Козельцев рассчитывал получить завтра, после того как доставит Смольного в оговоренное место. Не посреди же Москвы его бросать?
* * *
Смольный вышел за ворота СИЗО хорошим солнечным утром. Ничего было такое утро. Во-первых, июльское. Во-вторых, раннее. В-третьих, свободное. Смольный огляделся в поисках встречающих, но таковых не заметил, и это его несколько огорчило. Авторитет, что ли, он терять начал у братков? Где, собственно, кавалькада роскошных тачек, бухло, девочки? Хотя хрен с ним, с бухлом и девочками. Сигарету хочется. В «хате» ему без проблем принесли бы курева, но из «хаты» он ушел почти полтора часа назад, сигареты, как водится, оставил, а теперь курить хотелось ужасно. И не «Приму», в рот бы ей ноги, а чего-нибудь цивильного. «Парламента» там. Или уж «Кэмела» на худой конец. Опять же на метро ему ехать не по рангу. Тем более после года-то отсидки.
Ни пацанов, ни тачки, ни курева, ни бухла, ни баб. Хотелось бы верить, что это из-за раннего часа. В противном случае придется примочить кого-нибудь.
Смольный не знал ни о Владимире Андреевиче Козельцеве, ни о чемодане с пятьюстами тысячами долларов, только час назад перекочевавшем из рук посредника в руки… в общем, в руки «товарища ах какого жениха», и, когда чуть в стороне от проходной требовательно и настырно вякнул клаксон роскошного серебристого «шестисотого», Смольный решил, что это не ему. Повернулся и не спеша пошел прочь. Но клаксон вякнул снова, и тогда Смольный обернулся.
А Владимир Андреевич вот уже полчаса поджидал «клиента» у ворот СИЗО, сидя за рулем своего «Мерседеса» и нервно барабаня пальцами по рулю. Он не просто нервничал. Он очень нервничал. Человеку его ранга не следовало бы светиться у подобного заведения. Не дай бог, появятся журналисты. Многие знают его в лицо, вой поднимется. «Приближенный к правительственным структурам человек лично встречает бандита у ворот следственного изолятора». Скандал.
Когда Смольный вышел из ворот, Козельцев его даже не сразу узнал, несмотря на детальное описание. И вот за ЭТО ему заплатили два «лимона»? «Бандерлог», «бультерьер», заморыш из Гамбурга. Куртка, спортивные штаны, кроссовки. Все чистое, но потрепанное, потасканное, серое какое-то. Щеки впалые, рожа вытянутая. Козельцев ожидал увидеть «ПАПУ», ну, на крайняк «папу», а тут… «Клиент» огляделся, ссутулился и пошел к метро.
Козельцев опустил стекло, нажал на клаксон. Смольный оглянулся, и Владимир Андреевич поманил его пальцем. Впрочем, оглянулся не только Смольный. Оглянулись все, кто стоял у ворот СИЗО с передачами, письмами… Жены, матери, сестры, подруги… Почти одни женщины. Мужчин мало.
Смольный вопросительно двинул бровями.
— Иди сюда! — раздраженно крикнул Козельцев. Шантрапа, а туда же, понты крутить.
Смольный подошел к «Мерседесу», двинул подбородком:
— Чего надо?
— Садись, — кивнул Козельцев, открывая дверцу.
— Чего это?
— Того. — Владимир Андреевич не смог скрыть раздражения. — Я от твоих друзей.
Нет, будь перед ним человек солидный, серьезный, законник реальный, а не эта перхоть — «пальцы веером», Козельцев разговаривал бы совершенно иначе, но тут не счел нужным.
— От каких еще, на хрен, друзей? — спросил Смольный. Ему посредник не понравился. Больно гонору много. Смольный сразу стал прикидывать, а не въехать ли товарищу по рылу. — Мои друзья по зонам плывут — берегов не видно.