— Может быть, ты объяснишь мне, в чем дело?
— Речь идет об огромных деньгах. Миллионов двадцать долларов.
— Сколько?
— Двадцать миллионов.
— Боже мой! — Катя засмеялась. — Сумма-то какая астрономическая. Я себе даже представить таких денег не могу. Что-то заоблачное.
— Люди уровня Козельцева оперируют суммами подобного порядка, — рассудительно заметил Дима и снова поцеловал Катю в щеку. — Пойдем, Настя обидится. Мне кажется, ей не хватает твоего внимания. Она ревнует.
— Да брось! — Катя посерьезнела. Она и сама знала то, что говорил сейчас Дима.
— Клянусь тебе. Я сам таким был. С детьми нужно разговаривать, пока они хотят разговаривать с тобой. Лет через пять будет поздно. Настена найдет других собеседников.
Катя кивнула.
— Может быть, ты прав.
— Я прав, — сказал Дима. — Поверь.
— Так ты мне расскажешь, за что тебя хотели убить? Или так и будешь заговаривать зубы?
— Мне не хотелось бы втягивать тебя в эту историю, — ответил Дима.
— Возможно, я смогла бы помочь тебе. Сделать так, чтобы обошлось без лишнего кровопролития.
— Это вряд ли, — честно признался Дима. — Слишком большие деньги.
— И все-таки…
— Кать, не сегодня. Завтра вечером.
— Почему завтра? — не поняла Катя.
— Потому что завтра начнется круиз «Жемчужина Черноморья».
— А при чем здесь круиз?
— В нем поплывет Козельцев. Одной опасностью станет меньше.
— А вторая опасность?
— Смольный. Козельцев учел все, кроме одного: Смольный слишком своенравен. Он начал проворачивать свои дела, вместо того чтобы помогать Владимиру Андреевичу. До поры их планы совпадали, теперь разошлись. Но Смольный все еще на свободе и по-прежнему очень опасен.
Снова открылась дверь в квартиру, Настена вышла на площадку, встала, подперев рукой бок, явно копируя Катю:
— А чайник-то, между прочим, давно вскипел. И вообще скоро остынет.
— Идем. Спасибо, Насть, — улыбнулся Дима и взял Катю за руку. — Пошли. — Они начали спускаться по ступеням. — Ты умеешь кататься по перилам? — спросил вдруг Дима.
— Что? — удивилась Катя.
— По перилам кататься умеешь? Вы в школе катались по перилам?
— Ну, в классе четвертом катались. — Катя улыбнулась.
— Это очень весело, — заявил Дима. — Хочешь попробовать?
— Что? Проехаться по перилам?
— Да.
— Не знаю. — Катя засмеялась.
— Ой, я хочу! — тут же завопила Настена. — Дядь Дим, прокатите меня!
— Давай! — Дима протянул ей руку. — Пошли.
Они поднялись на площадку, Дима придерживал Настену здоровой рукой. Взвизгнув от удовольствия, Настя проехала по перилам, посмотрела на Катю:
— Мам, классно. Тебе понравится.
Дима улыбнулся, кивнул ободряюще.
— Прокатись. Когда хочешь почувствовать вкус жизни, нужно совершить что-нибудь, чего никогда не сделал бы в обычном настроении. Станцевать на улице. Нырнуть в фонтан. Прокатиться по перилам.
— А, — махнула рукой Катя, поднялась по ступеням, села на перила. — Мамочки! — Она скатилась по перилам.
Дима засмеялся. Настена засмеялась тоже.
— Вполне прилично получилось, — заверил Дима, подхватывая Катю внизу. — Очень прилично. Я в школе хуже катался. Ты, наверное, была двоечницей и прогульщицей. И целыми днями каталась по перилам.
— Да ну тебя… — Катя и Настя смеялись в полный голос.
— Ну вот, — Дима состроил чудную физиономию, — теперь можно и чайку с сушками выпить.
— А у нас нет сушек, — громко заявила Настена.
— А что есть?
— Баранки.
— Ну, тогда чайку с баранками! Вперед, девушки.
Они вошли в квартиру.
* * *
В дверь позвонили, когда стрелки часов только-только перевалили за полночь. Девушка вопросительно взглянула на Алексея Алексеевича.
Тот ободряюще кивнул:
— Это твой дедушка.
— Мой…
— Дедушка, — еще раз сказал Алексей Алексеевич. — Профессор, собиратель редких книг. Картины не коллекционирует, хотя пара редких полотен у него имеется.
— Понятно, — кивнула девушка и пошла открывать.
— Оп-па! — донесся из прихожей ее озадаченный возглас.
Алексей Алексеевич улыбнулся. Значит, Вячеслав Аркадьевич добился своего. Удивить девушку было нелегко. Она за свою недолгую жизнь успела повидать достаточно.
В комнату вошли Вячеслав Аркадьевич, Вадим и Боксер. За ними следовал благообразный, интеллигентного вида мужчина в поношенном сером костюме и пенсне. На вид ему было лет семьдесят пять. Волосы на розовой лысоватой макушке кудрявились совсем по-детски. Замыкала процессию девушка.
