Отужинав с Джиано, Адэр направился в апартаменты. После долгой дороги ему не удалось толком отдохнуть. Не терпелось увидеться с Кебади, обрести спокойствие, глядя в его добродушные глаза. Но встреча только усугубила внутреннее состояние. Мун добавил… Ко всему прочему промозглая погода, пустой замок, серость пейзажа за окнами действовали удручающе. Адэр надеялся, что выпадет снег и на душе посветлеет. И боялся, что снег выпадет, а на душе завоет вьюга.
В гостиной Адэр столкнулся с Сирмой. Служанка волновалась, смущалась и казалась совсем юной. Сколько ей лет? Неважно… Зря распустила ореховые волосы и подвела медовые глаза, хмельные от счастья. И тень на стене за спиной хозяйки зря дрожит.
Адэр вышел в коридор и устремился в покои Эйры. Не включая свет, завалился на кровать. Парень улёгся рядом и, покрутившись, опустил морду на лапы. Поглаживая зверя, Адэр смотрел в потолок и слушал, как шипят в камине влажные дрова. И уже погружаясь в сон, понял: больше всего в жизни он боится, что Эйра никогда не войдёт в эту комнату, не вздохнёт недовольно и не скажет: «Вы хотите меня разозлить? Не получится. Я слишком устала».
За окном зависли предрассветные сумерки, витражные стёкла казались чёрными. Еле слышно звучала протяжная песня. Малика повернула голову.
Блеснув в полумраке глазами, Кенеш приподнялась на локте, другой рукой убрала со лба Малики косичку:
— Солнце ещё спит, шабира. И ты спи.
— Где Галисия?
— Кто?
— Не делай вид, будто не понимаешь, о ком я говорю, — сказала Малика, хотя ответ уже знала. Где может быть Галисия? Конечно же, в спальне.
— Она в твоей кровати. Это неправильно, шабира.
— В Приюте Теней все равны.
— Когда я собиралась ехать в твою страну, для тебя готовили дворец. Там испокон веку жили воины-вестники. Я не знаю, почему хазир передумал.
— Я не воин-вестник.
— Ну и что? Во дворец увели половину служанок. Я тоже просилась. Хотела посмотреть на тебя хоть одним глазком. Но туда брали молодых, выносливых. А теперь шабира лежит рядом со мной. Не знаю, чем я заслужила у Бога эту милость.
Малика подсунула ладошки под щёку:
— О чём ты пела?
Кенеш встала перед ней на четвереньки, уткнулась лбом в пол:
— Накажи меня.
В Ракшаде все должны говорить на шайдире, а песня звучала на незнакомом языке. Галисия тоже должна общаться на шайдире, однако не стремилась выучить язык и тем самым вынуждала Малику нарушать закон. Хорошо, что к ним никто не приходит.
— Ты не ракшадка?
— Я родилась в Голых Песках, — ответила Кенеш.
Вот почему не удалось перевести имя старухи. Ракшада — «цветок в тени». Джурия — «услада глаз». Иштар — «покровитель войны». Шедар — «ярче солнца». Альхара — «твёрдый шаг». Хёск — «небосвод». Все ракшадские имена что-то означают.
Старясь отогнать мысли о предстоящем ритуале — если жрецы решат его провести, — Малика произнесла:
— Ты запела спросонья — это простительно. Люди видят сны на родном языке. Так о чём была твоя песня?
Кенеш села на пятки:
— О маленькой девочке, которая боялась темноты.
— Женщины прикасаются к моим ногам. Зачем?
— Загадывают заветное желание.
— Какое загадала ты?
— Моя мать говорила: «Держи желание в кулачке, иначе не сбудется». Но тебе скажу…
— Не надо, Кенеш. А вдруг твоя мама говорила правду.
Малика немного поворочалась, пытаясь уснуть. Из-за косичек, стянутых в тугой клубок, болела голова.
— Расплети меня, — попросила Малика, решив отныне завязывать волосы в привычный узел на затылке. Ей не нужны родники, река её жизни никогда не будет полноводной.
Пальцы старухи принялись распутывать пряди.
— Кенеш, зачем Бог создал женщину?
— Услаждать плоть мужчины и рожать детей.
— И всё?
— Потом служить тем, кто услаждает плоть мужчин и рожает детей. — Старуха улыбнулась. — Хочешь знать, зачем Бог создал тебя?
— Хотелось бы.
Кенеш посмотрела в непрозрачное окно:
— Тот год был жарким. В Алой Пустыне плавился песок, деревья крошились как сухая лепёшка, источники кипели и превращались в дым. Народ Алого Песка кочевал от одного умирающего оазиса к другому. Вожака племени звали Ташран.
«Большой камень», — мысленно перевела Малика.
— Они дошли до родника в Живой Пустыне, но там жил другой народ. Их главарь вытащил клинок из ножен и потребовал, чтобы Ташран убирался восвояси. Главарь поступил плохо. В засуху даже звери пьют из одного родника и не нападают друг на друга.
