К Адэру присоединились Мун и Кебади.
— Здесь всегда было так? — спросил Адэр.
Старики заговорили, перебивая друг друга и указывая в разные стороны. Там был луг, а там селение, в котором Мун, будучи мальчишкой, торговал рыбой. Чуть дальше росла берёзовая роща, в ней Кебади встретил свою любовь. В лютую зиму рощу срубили, пни выкорчевали. За ней когда-то был пруд, он превратился в болото и высох. А там находился конный завод. Коннозаводчика с семьёй убили беглые искупленцы, лошадей забрали, селяне закончили дело: растащили всё до кирпичика. Лиходеи позарились даже на кладбище, где Кебади похоронил жену и детей. Могильные плиты украли, затоптали могилки. Теперь там ковыль-трава расстилается.
Адэр слушал стариков, испытывая радость. Земля не мёртвая — живая, высосанная сорняками и высушенная ветром. Грунтовые воды близко. На нужды замка хватает одной водозаборной скважины. А если таких скважин соорудить сотню?
— Мой сад похож на дремучий лес, — сказал он, когда старики выдохлись.
— Прикажете проредить? — спросил Мун.
— Ни в коем случае. Сколько у меня садовников?
— Восемь.
— Найми ещё восьмерых. Выбирай толковых.
Мун склонил голову:
— Будет исполнено, мой правитель, — и замялся. — Я понимаю… ещё рано… но может, вы слышали что-то о Малике?
— Скорее всего, она уже в Ракшаде. Неделю назад мне сообщили, что красный корабль видели недалеко от Ориенталя. Это половина пути.
Мун вздохнул полной грудью:
— Спасибо, мой правитель.
— Корабль шёл в сцепке с двумя судами. Не подскажешь, что это означает?
Старик расплылся в улыбке:
— Иштар побеспокоился, чтобы женщин не укачало.
Женщин? Иштару плевать на Галисию. Он не умеет беспокоиться. Он способен только на хитрость и обман. Лучше бы старик промолчал.
Вернувшись на чердак, Адэр бросил Гюсту:
— Я передумал. Мебель оставить.
В кабинете, обложившись бумагами, сидел Джиано. Советник по религиозным вопросам вызывал у Адэра двоякое чувство. Молодой человек с нескладной, как у подростка, фигурой, открытым лицом и лучистым взглядом подкупал своей искренностью. С другой стороны, как может человек исповедовать религию ахаби и говорить, что все остальные веры истинны? Не кривит ли он душой, поклоняясь другим Богам?
— Изучили, советник Джиано? — поинтересовался Адэр и, подойдя к камину, протянул руки к огню.
— Тут столько всего… — прозвучал мелодичный голос. — Как Малика умудрилась раздобыть эти документы?
— Одному Богу известно.
Джиано улыбнулся:
— Вы не верите в Бога.
— Зато я верю тайному советнику. Это важнее.
Джиано придавил бумаги растопыренными пальцами:
— Я знал, что люди платят за обряды, но то, что им отпускают грехи за деньги… В некоторых храмах священники не беседуют с прихожанами. Люди перечисляют грехи на листочке, служки считают, сколько им надо заплатить в кассу. Нарушается тайна исповеди. А похороны? Селяне разоряются, чтобы похоронить покойного в земле, освящённой церковью.
Джиано обхватил лоб ладонью:
— От умирающего требуют исповедь в письменном виде! Ты уже одной ногой в могиле, а тебя заставляют писать или диктовать кому-либо, иначе на тот свет уйдёшь грешником, и гореть тебе в аду.
— Мне нужен список нелицеприятных деяний святых отцов. И выпишите цитаты из проповедей, которые идут вразрез с высокой моралью.
— Хорошо, — кивнул Джиано. — Я не уверен, что нам удастся искоренить злоупотребление властью.
— Знаете, что самое маленькое в мире?
Джиано улыбнулся:
— Только не говорите, что вера в Бога.
— Человеческая доброта. А что самое большое в мире?
— Думаю, любовь.
— Страх, Джиано. Это страх. — Адэр сел в кресло и устремил взгляд на Парня, развалившегося возле двери. — Каждую минуту, каждую секунду люди боятся потерять деньги, положение, здоровье, жизнь, детей и родителей, любовь, веру и надежду.
Джиано покачал головой:
— Что верно, то верно. — И вдруг принялся перерывать бумаги. — В папке я нашёл записку. Предназначалась не мне.
Адэр взял протянутый советником лист. Почерк Эйры. Одна фраза: «После наводнения ни один житель Тарии не вернулся на родину». Что бы это значило? Прошлой зимой, когда после проливных дождей море и реки вышли из берегов, Тария оказалась отрезанной от внешнего мира, и только узкий перешеек соединял её с Грасс-Дэмором. Адэр принял жителей приграничной полосы, оставшихся без жилья. Их поселили в замках, владельцы которых навсегда покинули Грасс-Дэмор. Дальнейшей судьбой подданных князя Тарии Адэр не интересовался. Почему люди не захотели вернуться домой?
