— Ты была в кубарате отца Иштара? — спросила Малика.
— Да, — кивнула старуха, складывая листы в папку.
— Сколько тебе лет?
— Семьдесят четыре.
— Ты всю жизнь провела во дворце.
— Шестьдесят один год.
— И никогда из него не выходила?
— Это первый раз.
— Что она говорит? — вновь спросила Галисия.
— Ничего интересного, — ответила Малика и посмотрела на дымящийся кувшин. Если Кенеш притащила благовония, значит… — Мы уже в Ракшаде?
— У берегов Лунной Тверди, — сказала старуха и отправилась мыть ванную.
— Как ей удалось так сохраниться? — проговорила Галисия, отложив ручку. — Лицо древней бабки, фигура молодки.
— Что вы рисуете? — вяло поинтересовалась Малика, разглядывая дымок над кувшином.
Галисия подползла к ней, протянула рисунок.
— Это я? — воскликнула Малика.
Галисия смущённо улыбнулась:
— Похожа?
— Конечно, похожа. Где вы научились рисовать?
— В художественной академии. Поэтому я не знала, что корабль — это плавучая территория страны. В художественной академии этому не учат.
— Я тоже не знала. Мне сказал Альхара.
— А хочешь, я нарисую…
Малика замерла, боясь услышать продолжение.
— Адэра, — произнесла Галисия.
— Нет.
— А Вилара?
— Нет.
Галисия пристроила папку на коленях, положила сверху чистый лист:
— Ты занималась с Виларом любовью?
— Любовью не занимаются. Любовью живут.
— Ладно. Спрошу иначе: ты с ним спала?
— Нет.
— Глупая. — Галисия постучала ручкой по листу. — Или хитрая.
Малика улеглась на подушки и отвернулась к стене.
Утром их разбудил скрежет. Яркий свет ворвался в окно и овалом упал на ковёр — теперь ничто не загораживало солнце. Прильнув носами к стеклу, Малика и Галисия досадливо вздохнули: только море и небо.
— Шабира! — проговорила Кенеш торжественно. — Альхара приглашает тебя на палубу, чтобы ты посмотрела на Ракшаду.
— Что она сказала? — спросила Галисия, разглядывая чаек. — Я слышала: Ракшада. Мы уже приехали?
— Почти, — ответила Малика, пытаясь сдержать дрожь.
Кенеш вытащила из сундука несколько пар мягких туфель без задника и без каблука:
— Примеряй, шабира.
Малика бросила на старуху косой взгляд. Где она была со своими тапками, когда надо было бегать к Альхаре босиком и танцевать на ледяном полу? Но больше злилась на себя: почему не порылась во всех сундуках?
Кенеш принялась развязывать мешочек из расшитой серебром ткани.
— Малика! Корабли! Посмотри, сколько их! — воскликнула Галисия, прижимая растопыренные пальцы к окну. — И яхты! Как красиво…
Кенеш достала из мешочка перламутровые покрывала и два ошейника: один серебряный, второй золотой.
— Их обязательно надевать сейчас? — спросила Малика срывающимся от волнения голосом. — Как это носить?
Кенеш накинула покрывало Галисии на голову; ткань окутала дворянку до талии. Надела ей на шею серебряный ошейник и защёлкнула замок:
— Женщины снимают чаруш на ночь, когда остаются одни в своей комнате.
— Я не хочу… — вскрикнула Галисия и попыталась расстегнуть зажим.
Малика схватила её за руки. Сквозь переливчатую ткань она не видела лица — только контуры, зато чётко слышала хрипы.
— Мне тяжело дышать…
— Мы привыкнем, — произнесла Малика и повернулась к Кенеш.
Старуха набросила на неё чаруш, заправила края под цепь с кулоном, застегнула на шее золотой зажим. И заняла место сбоку двери.
Галисию трясло.
— Ты говорила: «Встретить тяжёлые дни с достоинством…» Мы в ошейниках. Какое же это достоинство?
— Успокойтесь, — прошептала Малика, поглаживая дворянку по спине.
На рисунках зажим на шеях женщин выглядел оригинальным украшением, пока не очутился на собственной шее.
— А если они пристегнут к ошейнику цепь?
— Не пристегнут.
В ожидании ракшада Малика и Галисия смотрели в окно и ничего не видели. Обеих терзали сомнения. Правильно ли поступила Малика, согласившись на это путешествие? Не обманулась ли в очередной раз Галисия, доверившись своему сердцу?
Вскоре они прошли за Альхарой по коридору, поднялись по трапу и ступили на безлюдную палубу. Горячий ветер поднял края чаруш, всколыхнул подолы платьев.
Солнце палило нещадно. На небе ни облачка. Белоснежные яхты слегка покачивались на волнах. Между стоявшими на рейде кораблями сновали буксиры и лодки, проплывали неповоротливые баржи. На берегу раскинулся огромный порт: множество строений и причалов, утопающих в знойной дымке.
