Жилья за весь день не встретили. Таргитай начал ныть, что придется спать аки псам, прямо на земле. У хорошего хозяина даже псы имеют конуры, это Мраку все нипочем, он волк, волчара, а им с волхвом надобны мягкие постели. Одному для волхования и прочего, а другому — для песнескладывания.
— Размечтался, — сказал Мрак грубо. — Для чего прочего?
— Ну, — замялся Таргитай, он бросал быстрые осторожные взгляды на рыжую, у которой чересчур близко быстрый меч. — Для кудесничества, акудничества, бормотания, гагаканья, плясок…
— Плясок? В постели?
— Ну, ты же знаешь этих волхвов! Прибитые какие-то.
— Эт верно. Как и дудошники. Только мы с конем нормальные люди, а у вас и кони улиточные.
Миршавенький конек с унылой мордой бежал под ним легкой грунью. Остальные кони едва поспевали рысью. Когда же Мрак пускал своего в рысь, за ним едва поспевали галопом. Лишь однажды конь Мрака пошел полным скоком, не самым лихим, остальные держались вровень с дюжину саженей, затем, в хрипе и пене, отстали. Когда виднелись сзади не крупнее ворон, восхищенный Мрак остановил своего двужильного. Тот не засапался, оставался сухим, даже сонный вид не стряхнул. Чем больше бабу бьешь, вспомнил Мрак, тем борщ вкуснее. А чем дольше бьешь конюшника, тем лучше даст коня.
Солнце садилось, заночевали в поле. Место выбрали у ручья, по берегам рос густой кустарник, в сторонке темнела роща. Таргитай и Олег едва слезли, заморились. Расседлывали Мрак и Лиска, поили, стреноживали, подвязывали торбы с овсом к мордам. Костер тоже разводили вдвоем: у Таргитая едва хватило сил влезть в ручей, где замутил воду, не дав другим напиться. Когда поужинали, Мрак спросил насмешливо:
— Кто первым сторожит?
— Ты, — ответил Таргитай торопливо и льстиво добавил: — Ты ведь самый сильный и выносливый! Ну прямо лось. Только без рогов, правда. Хотя с рогами тебе было бы неплохо… Я имею в виду, драться неплохо. Ты же любишь драться!
Мрак пожал плечами:
— Могу и я. Но сторожим по-дурному, будто мы все волхвы или дудошники. Ежели нечисть полезет, все одно будим Олега: он с ними вась-вась. На их языке гутарит, почти что родня. Ежели драка, все одно вставать мне. Ежели зверье попрет стадом или стаей, то лучше сторожить Лиске. От ее визга разбежится все на свете.
Лиска поинтересовалась тихим голоском, в котором было озеро яда:
— А твоему Таргитаю когда?
— Бабы нападут, тогда. Все равно заснет, его разбудят, а потом он их усех.
Олег вгляделся в быстро темнеющие сумерки:
— Лес странноватый… Чую магию. Раз так, то не спать мне.
Мрак понимающе оглянулся на Лиску:
— Ты прав, с ними рази заснешь.
От костра раздалось мерное похрапывание. Таргитай спал, свернувшись в калачик и подтянув колени к подбородку. Пухлое лицо стало совсем детским. Олег боролся со сном, чертил прутиком знаки, шептал заклятия — в ведовстве нужно упражняться усерднее, чем в умении бить людей по голове. Мрак лежал на спине, задумчиво глядел на звездное небо. Волхвы уверяют, что небесная твердь прибита серебряными гвоздями, а с виду совсем как ночная степь, где такие же скитальцы разводят костры. Сколько их! На зверей охотятся или же тоже ищут Великую Правду для всех?
— Один человек, — произнес он медленно. — Пеший. Идет в нашу сторону.
Лиска воткнула иглу в мешок, в ее пальцах оказалась рукоять меча. Олег с непонимающим видом вскинул голову, лишь Таргитай посапывал сладко. В золотистых волосах прыгали красные искры.
— А кто он, такой отважный? — спросил Олег.
Мрак насмешливо искривил губы:
— По шагам могу сказать много, но не имя. Вот если бы я был волхвом…
Олег виновато опустил голову. Из сумерек выступил, раздвинув кусты, высокий мужчина в белой полотняной рубахе, распахнутой до середины груди. Грудные пластины мышц были широки, словно незнакомец носил латы. Голова незнакомца поблескивала проседью, но глаза смотрели живо, а вся мужская стать дышала силой и умелой тратой этой силы.
Заметив невров и маленькую женщину, он замедлил шаг, но в открытом лице не было и тени страха. Глаза настороженно ощупывали путников. Сразу, как заметил Мрак, пробежал взглядом по их оружию, оценил даже ширину плеч спящего Таргитая и то, что невр спит на голой земле. Глаза незнакомца слегка расширились, из-под дудошника торчала рукоять Меча, по которой сонно бродили багровые искры, — Таргитай всегда накрывал страшное оружие своим телом во сне, — но шаг не замедлил, хотя у самого на веревочном поясе висел лишь большой охотничий нож.
