Лиска наконец поддалась на уговоры Таргитая, попробовала с замершим сердцем тоже катнуться, но тут же с размаху — ноги выше головы! — обрушилась на задницу. Мрак тут же начал рассуждать глубокомысленно, у кого что тяжельше: у волхва — голова, у Таргитая — уды, а у Лиски…
Лиска лужи стала избегать, но снежинки ловила на ладонь и на высунутый далеко вперед язык. С утра снег падал мелкий, каждая снежинка опускалась в одиночестве. Лиска жадно рассматривала затейливый узор — кто вырезает такие красивые? Какие крохотнейшие существа?
— С неба падают и поломанные, — буркнул Мрак безучастно.
— Сами ломаются, — возразил Олег. — Пока падают. Боги лепят их совершенными!
— Сами? Это у тебя само из рук валится.
Олег насупился, сказал убеждающе:
— С неба падать далеко. Много им надо, если такие хрупкие стукнуть хоть раз?
Лиска слушала, не понимая, наконец взмолилась:
— Все равно не пойму. Столько труда в них вложено, а ведь ломаются, а то вовсе — в воду! Зачем?
Олег в затруднении почесал в затылке. Все взоры обращены к нему, он-де мудрый, знает ответы на все вопросы.
— Снежинки — подсказка богов. О красоте всегда надо заботиться, даже если на это уходит много сил и труда. Даже если на часок… и то надо делать красиво. Поступать красиво. Жить красиво. Снежинки постоянно напоминают.
У Лиски личико вытянулось, как у печального жеребенка.
— В моих краях снежинок не бывает!
— Подсказки есть везде, — ответил Олег неуверенно.
Снег скрипел под сапогами, дыхание вырывалось белыми облачками. Мельчайшие кристаллики позвякивали, сталкиваясь в воздухе, терлись друг о друга с хрупким шелестом. Брови и волосы невров покрылись инеем.
Лиска потрясенно наблюдала превращение странных людей в заиндевевших чудовищ. Они двигались по замерзшей земле такие же невозмутимые, с расстегнутыми на груди душегрейками. Снег укрыл их головы, не таял, зато голые плечи были мокрыми, покрытыми мелкими прозрачными бусинками.
На другой день вошли на поле ледяных глыб, что повергло бедную Лиску в панику. Эти прозрачные глыбы — каменная вода?
Ночью вокруг их костра в темноте бродили странные звери. При лунном свете Лиска видела блистающие глыбы — смерзшиеся, кристаллы от кулака до глыб с конскую голову.
Олег чаще Мрака начал оставаться дозорным, спал мало, осунулся, выглядел как сплетенный из костей и тугих жил. Звери, сдерживаемые мощью волхва, зло и разочарованно ревели, самые яростные подбирались прямо к освещенному кругу.
Лиска пугливо сжималась в комок с грецкий орех, старалась стать совсем маленькой. Хвороста на большой костер недоставало, Олег бросал в ледяных зверей огненные стрелы. В глыбах возникали оплавленные дыры, взвивались облака пара. Раненые звери ревели так, что замерзший мир трясся, как Лиска под шкурой Олега, но отступали во тьму.
Утром поднялись занесенные снегом, застывшие. Лиска неосторожно прикоснулась к своему обнаженному мечу, ахнула: розовый пальчик прилип! Завизжала от ужаса перед злой магией, рванулась, оставив примерзшую кожу на заиндевевшем лезвии.
— Языком лизни, — посоветовал Мрак, его корчило от бабьего визга.
— Перестанет болеть?
— Ну… визжать перестанешь точно.
— Ты… волхв?
— Еще какой! На такие дела мы все волхвы хоть куда.
С полудня задул устойчивый ветер с юга, снег быстро таял. Мрак вздохнул с облегчением: зиме рановато даже для такого северного края. Олег уверяет, что на крае земли даже летом снег и не думает таять, но пока что небесная твердь еще высоко, стрелы не долетают, он натягивал тетиву на всю мощь, пробовал.
Лиска тоже оживала, словно бабочка, вылезающая из тесного кокона. Кони увязали в грязи, Таргитай и Лиска часто слезали, тащились, держа в руке туго натянутые повода своих коней и коней Олега и Мрака. Те схитрили, как уверял разобидевшийся Таргитай: один в личине огромного волка мчался гигантскими прыжками впереди маленького отряда, а другой ширял в поднебесье, растопырив уродливые крылья, задевал низкие тяжелые облака.
Олег парил с опаской: часто приближались вороны — крупные, наглые, хищные. Дважды вблизи пролетал орел. Олег всякий раз падал камнем — крылья немели. Лишь быстро приближающаяся земля придавала силы — судорожно бил по воздуху обеими крыльями, взмывал свечой, переводил дыхание, в страхе озирался.
