— Я не знаю, как вам удалось вырваться от Агимаса, но я — не Агимас. Отсюда выйти невозможно. Видите вон ту плиту?..
Сквозь забранное толстой решеткой окно видно было толстую плиту. Чуть приподнята — явно под нею хитрый колышек или пружинка. На самом крае, дальше — пустота. Чтобы попасть на нее и надавить, птахой надо быть, человеку туда не добраться. Не говоря о том, что не пролезть через зарешеченное окно. К тому же защищенное и магией.
— А как ты на нее сигаешь? — спросил Мрак хмуро.
— У магов свои пути. Вы тоже можете попытаться! Убедитесь заодно, что в моих владениях чужая магия не работает. Здесь я — полный хозяин.
— Шелудивая собака ты, — сказал Мрак, — а не хозяин. Пусть другие тебя кличут хозяином, а мы тем, что ты есть — тварью.
Мардух кивнул, не убирая улыбку:
— Я всегда восхищался силой человеческого духа. Когда подвешу тебя за ребро на крюк, можешь называть как хочешь. Кожу велю сдирать медленно, по ладони в день. Сперва надрезают на пятках, потом ме-е-едленно тянут в разные стороны… Кожа отдирается с треском, кровь брызжет капельками с маковые зерна, но зато часто…
Олег спросил внезапно:
— С нами была женщина. Где она?
— Она не вашей породы, — ответил Мардух безразлично, но Олег уловил внезапное напряжение. — Вы трое из Леса, она — из страны Песков.
— Разве сейчас она в Песках?
— Она в другой пещере. Повыше и… поудобнее.
Олег ощутил волну гнева, но, взглянув на Мардуха, заставил себя зло оскалить зубы:
— Но она тоже крепкий орешек?
Мардух слегка налился тяжестью, голос стал тверже:
— Завтра пришлю со щипцами. Проверят, насколько твердые.
Дверь захлопнулась с лязгом, словно Мардух кинулся на нее всем телом. Невры обменялись хмурыми взглядами. Скорее обманут камни, по которым ходит, чем этот маг.
Им не приносили еду три дня и три ночи. Мардух дважды в день заходил, смотрел с верхней ступеньки. Мрак поносил его самыми бранными словами, Таргитай гордо отворачивался. Олег в бессилии следил за каждым движением мага. Мардух держался так же ровно, как и в тот день, когда появился в золотой башне Гольша. Он был хозяином положения, и когда назвал Олега быком, то скорее даже преувеличил. По его виду трое лесных людей для него были не важнее тараканов.
Деревянный хомут растер шею до крови. Не помогала даже мысль, что тараканам иногда удается ускользать от гнева хозяйки. Тараканы не сидят на цепи.
Таргитай ухитрился наконец выудить скованными руками дудочку. Та забилась за пазухой потом и грязью, после долгих неудачных попыток приловчился подудеть. Голос сперва хриплый, надтреснутый, постепенно окреп. Играл тихо, часто сбивался, но Мрак ожил, просил еще. Даже Олег, которому медведь на ухо наступил, слушал без привычного отвращения к неумным действиям.
Мардух однажды застал Таргитая с дудой в руках. Таргитай таиться не стал, доиграл, начал новую. Один из стражей по знаку мага вырвал дудочку, принес хозяину. Мардух повертел ее в пальцах, с брезгливостью отшвырнул. В тот день им не давали и воды.
На пятые сутки, когда мучились от голода и жажды, Мрак предположил с недоумением:
— Неужто решил заморить голодом? Так просто?
Олег хмуро откликнулся:
— Размечтался… Он хочет ослабить, пытки начнутся потом.
— Куда уж больше? У меня все издохло.
Таргитай, желтый как смерть, исхудавший больше других, все-таки исхитрился поднять с пола дудочку, играл, снова ронял в изнеможении. Олег заметил, что дверца приоткрыта. В полутьме двигалась тень, шаркали тяжелые ступни. Кто-то из стражей от скуки слушал песни лесного человека.
На шестые сутки с них сняли цепи, с Олега сбили деревянный хомут. Все трое рухнули на каменный пол там, где висели. Олег вяло подумал, что Мардух своего добился: они сломлены, обессилены. Любой палач может рвать их тела щипцами или сдирать кожу — нет сил даже на ругань.
На седьмые сутки Олег словно бы уловил движение, но от слабости не мог поднять веки. Когда проснулся, Таргитай сидел у стены, глаза были виноватые, выглядел странно окрепшим. Ночью Олег снова услышал шаги, затем по камню заскреблось, послышалось тяжелое дыхание. Таргитай подполз, начал тыкать что-то в лицо Олега.
