— Погоди, — попросил Олег. Лицо было бледным, глаза растерянно блуждали. — Он знает, что мы здесь.
— Ну и что? По-честному, в спину не бьем.
— Мрак, он не тревожится, сидит за столом! Читает.
Мрак взял секиру в обе руки, снова исподлобья посмотрел на дверь.
— Грамотный, видать. Или только сегодня научился, оторваться не может.
— Мощное заклятие составляет, — предположила Лиска внезапно. — Надо бить поскорее!
Олег рта не успел раскрыть, Мрак уже ринулся как бык. Дверь с грохотом распахнулась, не заперта, Мрак влетел через порог.
Просторная комната, похожая на богато разукрашенный зал, была залита теплым оранжевым светом. Из стен торчали гнутые светильники, пламя горело ровно, мощно, не отбрасывая теней.
У дальней стены сидел за столом спиной к ним сутулый человек в длинном халате, Мардух. Стол был завален свитками папируса, листами выделанной телячьей кожи, бумагами. Маг перекладывал манускрипты, низко водил носом над бумагами. На грохот обернулся, глаза были темные, глубоко вбитые в череп.
— Что вас задержало так долго?
— Да ворота шибко хлипкие.
— Но по лестнице поднимались резво, — заметил Мардух. — Люблю крепких людей. Живут дольше даже с содранной кожей.
Он сделал легкое движение бровями. Все четверо ощутили, как уплотнился воздух, руки отяжелели. Мрак поднял секиру, с трудом шагнул, на следующем шаге застыл, словно муха, попавшая в клей. Олег шепнул контрзаклятие, тяжесть разом исчезла. Мрак взревел, прыгнул на мага.
Колдун на этот раз и бровью не повел, а Мрака отшвырнуло в другой конец зала. Темные глаза выжидающе остановились на Олеге. В глубине таилась насмешка. Олег сжал зубы, возросшую мощь чуял, метнул незримый сгусток воли в мага.
Мардух удивленно вскинул брови, словно не ожидал, наклонил голову, сказал что-то вполголоса. Светильники с легким треском вспыхнули ярче, на окнах звякнуло: возникли решетки. Мягкая обволакивающая сила сдавила Олега. Пробовал противиться, лихорадочно перебирал в уме заклятия, бросал собранную в пучок волю. Торжествующая мощь врага ломала его, как солому.
— Олег, — услышал он хриплый голос Мрака, — ты же горами тряс, как вениками!..
Могучий оборотень рухнул. Тяжесть распластала Олега по каменным плитам. Он силился приподняться, упал лицом вниз. Таргитай еще держался: уперся спиной в стену, силился вытащить Меч. Лиска лежала недвижимо, как смятая тряпичная кукла.
Колдун без волнения смотрел в искаженное лицо волхва. Жилы вздулись на лбу Олега, посинели, а лицо налилось темной кровью. Колдун разжал кулаки, кровь разом отхлынула от лица волхва, он зашатался, уцепился за стену.
— Какой же ты маг? — спросил Мардух. В голосе не было даже презрения, лишь скука и пренебрежение. — Ты безмозглый бык… А я — человек.
Язык прилип к гортани Олега. Мысли текли вялые, обрывистые. Едва начинал очищать мозг, чувствуя прилив сил, как проклятый хозяин крепости менял магическую дубину на копье, умело колол в незащищенные места, тут же отбрасывал копье, осыпал булыжниками из пращи. Избитый Олег начинал судорожно защищаться.
— Сила не решает даже в мире людей, — сказал Мардух снова. — Кто первым взял в руки дубину, тот с легкостью побил самого сильного. Кто взял лук, побил умельца дубиной… У тебя одни бычьи мускулы, тебя легко побьет даже ученик мага!
От удара сзади под ноги Олег рухнул на колени. Мардух недобро оскалил зубы:
— А я не ученик!
Воздух потяжелел. В сгустке тьмы возникла толстая бронзовая цепь. Звякая, волочась по камню, цепь медленно подползла к волхву. На концах появились толстые браслеты. Олег попытался сдвинуть руки, холодные пластины металла сомкнулись на запястьях.
— Это еще не все, бычок, — сказал Мардух обещающе.
Что-то сильно ударило Олега по затылку. Он пошатнулся. Перед глазами мелькнула широкая, дурно пахнущая доска, сзади шею прижало. Толстые бронзовые штыри соединили обе доски, а на руках повисла злая тяжесть цепей.
— Зачем? — прошептал Олег.
— Я человек, — повторил Мардух. — А человек любопытен. Лесные люди, о которых я слышал только из старых преданий!.. Оборотень, который считает свое оборотничество обычным делом. Деревенский маг, надо признать, немалой силы… Лодырь и дурак, которого в любой стране уже прибили бы из жалости или отправили бы на каменоломни, но вы с ним носитесь, вытираете слюни… Я убью, но прежде пойму. А потом сдеру шкуры, выделаю черепа для чаш.
