Затем раздался сокрушительный грохот, перекрывший шум боя. Этот удар, казалось, обрушился в равной степени на всех нас. Оглушенный, я приник к спине Шила и увидел, что рука Эфутура безвольно упала вдоль тела, хотя пальцы не выпустили кнут. Серые бросились врассыпную, зажав уши руками-лапами, дергая головами, как в агонии.
Не знаю, скоро ли я очнулся. Я почувствовал, как дрожит подо мной Шил. Он сделал шаг, другой, и, приподнявшись, я увидел, что он двинулся за Шапурном по дороге на Ха-Гарк, а Эфутур едет, опустив голову, словно в забытьи.
Я хотел посмотреть, не преследуют ли нас враги, но не смог повернуться, все еще находясь в каком-то оцепенении. Когда я наконец оглянулся, никаких признаков преследования не было; исчезло и зловоние, сопровождавшее нас от самого озера, но воздух был насыщен другим запахом — металлическим, непонятного мне происхождения.
Когда мы проезжали среди развалин, Эфутур очнулся и, обернувшись, посмотрел мне в глаза. Он был очень бледен, взгляд его выражал отчуждение.
— Больше никогда этого не делай! — слова его прозвучали как приказ.
— Я сам не знаю, как…
— Ты призвал древние силы, и они тебе ответили. Никогда не прибегай здесь к колдовству, чужеземец. Я не знал, что ты можешь вызывать силы…
— Я и сам не знал, — сказал я, и это было сущей правдой. — Не понимаю, как это вышло. Я воин, а не колдун.
Я все еще не мог поверить в происшедшее. В Эсткарпе существовало твердое убеждение: управлять тайными силами и сообщаться с ними могут только колдуньи. Однако мой отец обладал некоторыми сверхъестественными способностями, и даже сами колдуньи признавали это. А моя мать, госпожа Джелита, разделила с ним свою силу, взлелеянную разумом и волей.
Но с меня было довольно случившегося. Мне хватило мудрости понять: пользоваться такими вещами без подготовки, без необходимой защиты — явное безрассудство, которое может принести вред не только мне, но всем окружающим. Эфутур мог быть уверен, больше я этого не сделаю. И все-таки, вспоминая неописуемый грохот, потрясший все вокруг, я задумался о том, что бы это могло быть и откуда.
Очевидно, этот удар надежно защитил нас: мы окончательно убедились, что погони нет, и вскоре, проехав по ступенчатой дороге, ведущей из Ха-Гарка, достигли границы Долины.
Теперь мы ехали между камнями, на которых были высечены оберегающие знаки, которые отчасти были мне известны, и Эфутур, останавливаясь, водил над каждым из камней рукой. Я понял, что он снова замыкает и приводит в готовность защиту Долины. Эфутур подъехал к самому большому камню — Ютаяну; глубоко врезанный знак был инкрустирован зеленым.
— Подойди, приложи сюда ладони, — повернувшись, приказал мне Хранитель Зеленой Долины.
Я почувствовал легкое раздражение: он явно подозревал, что я представляю для Долины опасность и ради блага ее обитателей меня нельзя больше пускать в ее пределы. Он хотел испытать меня. Однако я сделал, как он велел — соскользнув с потной спины Шила, подошел к камню и приложил ладони к магическому знаку. Никакое зло не могло не то что прикоснуться, но даже приблизиться к нему. С замиранием сердца дотронулся я до холодной неровной поверхности камня, ощущая на ней принесенные ветром песчинки. Под моими пальцами в камне произошла неуловимая перемена. Я увидел — или мне это только показалось, — что зеленая инкрустация стала ярче, а сам камень немного нагрелся. Но со мной ничего не случилось, и не последовало никакого предзнаменования. Прижимая ладони к камню, я взглянул на Эфутура.
— Теперь ты убедился, что перед тобой не предатель?
Он в замешательстве смотрел на камень. Потом провел рукой по глазам, словно стирая пелену, мешавшую смотреть.
— Не знаю, что ты за человек, Кемок, но, похоже, ты не причинишь нам вреда, Я должен был в этом убедиться, — он говорил извиняющимся тоном.
— Это твой долг.
Конечно, так оно и было, хотя недоверие Эфутура задело мое самолюбие. Он не имел права проводить в Долину того, кто мог оказаться связанным с Великой Тьмой. А что Эфутур знал о нас, троице из Эсткарпа, кроме того, что мы делали после появления в Эскоре?