Один из всадников нетерпеливо взмахнул кнутом, и в землю ударил сноп искр.
— Выходите! — снова позвала Дагона, на этот раз вслух. — У нас нет времени. Серые убрались ненадолго.
Я обнял сестру за плечи, Кемок подошел к ней с другой стороны, и мы медленно пошли к поджидавшей нас троице. Я заметил, как Дагона, неотрывно глядя на Каттею, закинула за плечо лук и, чуть склонясь со скакуна, вытянула вперед руку. Она неторопливо начала водить ею, оставляя в воздухе светящиеся линии, сложившиеся наконец в узор наподобие звезды. В ответ Каттея тоже подняла и протянула вперед руку. Будучи в мысленном контакте с сестрой, я почувствовал, каких усилий ей это стоило. Мы с Кемоком тут же напрягли всю волю, чтобы придать сестре сил. Медленно-медленно ее пальцы распрямились, и она начала рисовать против узора Дагоны такой же — только его линии светились не зеленым цветом, а голубым — цветом камней площадки, которую мы покинули.
Один из всадников, сопровождавших Дагону, негромко вскрикнул, пораженный увиденным.
— Иди сюда, сестра… — Дагона протянула Каттее руку. Я заметил, как сестра облегченно вздохнула.
Странные ощущения испытали мы, проходя между менгирами. У меня мурашки пробежали по телу. Мельком взглянув на сестру и брата, я увидел, что те искрятся, словно покрытые блестками, и у меня зашевелились волосы на голове.
Дагона крепко сжала Каттее руку.
— Препоручите ее мне, — потребовала она. — Мы должны ехать, и не медля.
Нас с Кемоком ждал Шабр. Я забрался на него первым, Кемок устроился у меня за спиной, и мы тронулись. Впереди всех мчалась Дагона. Ее Шабрина двигалась плавно и легко, словно двойной груз, который она несла на себе, для нее ничего не значил. Следом за нею скакали мы с Кемоком, а за нами — двое всадников с огненными кнутами.
Оставив позади себя призрачно мерцающие менгиры, мы попали в какую-то зеленоватую туманную дымку, мешающую разглядеть местность, по которой мы мчались. Как ни всматривался, я так и не смог ничего увидеть, и в конце концов смирился с тем, что мы оказались в полной зависимости от Дагоны.
Дагона же, судя по всему, прекрасно знала, куда держит путь — ее Шабрина продолжала нестись галопом, не сбавляя бега. Я подивился выносливости рогачей.
— Куда мы мчимся? — спросил из-за спины Кемок.
— Не знаю, — признался я.
— Не попасть бы нам снова в какую-нибудь беду… — обеспокоился он.
— Не думаю, что нам это грозит, — попробовал я успокоить его. — Я не чувствую зла…
— А я не уверен, что молодцы, скачущие за нами, питают к нам симпатию, — возразил он.
— Но ведь они же спасли нас, — напомнил я.
Однако в чем-то Кемок был прав. Дагона высвободила нас из кольца менгиров, в котором мы оказались по собственной воле, и этим, безусловно, проявила свою благосклонность к нам; но это еще не значило, что мы не окажемся в другом заточении.
Хотя я и не видел, куда мы скачем, но почему-то был уверен, что мы возвращаемся в горы — в тот край, где расположена котловина, на дне которой бурлят источники целительной грязи.
— Не нравится мне эта скачка в никуда, — снова подал голос Кемок. — И я не думаю, что этот зеленый туман сотворен исключительно в нашу честь. Тут и без тумана не знаешь, куда податься… Как ты думаешь, что мы здесь до сих пор делаем, ищем убежище?
— Мне все больше кажется, — ответил я, — что мы явились в эту страну, дабы спасти ее.
Он рассмеялся.
— А почему бы и нет? Разве наши родители не выступили против кольдеров, положившись только на самих себя? Чем мы хуже их? К тому же, нас трое, а не двое. Сдается мне, брат, что мы спешим на какую-то битву. Что ж, неплохая, вроде бы, подобралась компания…
Мы мчались и мчались сквозь туман, поглотивший пространство и не позволявший судить о ходе времени. Должно быть, ночь уже кончалась.
Туман начал рассеиваться. В тусклом свете сумерек стали различимы деревца, кусты и камни. Взбираясь по круче, скакуны перешли на шаг. С восходом солнца мы добрались до перевала и оказались на проторенной дороге, по обеим сторонам которой высились скалы. На них кое-где были высечены какие-то письмена — как будто знакомые мне своим начертанием, однако не поддающиеся прочтению. Я услышал, как Кемок с присвистом втянул в себя воздух.