Трое против Колдовского Мира - страница 28

Шрифт
Интервал

стр.

Я уже добрался до внешнего круга колонн, как вдруг увидел, что на меня надвигается черное облако, возникшее невесть откуда. Я снова закричал и, собрав остатки сил, попытался сделать еще несколько шагов, но споткнулся и упал. Меня поглотила тьма — тьма небытия.

Должно быть, приступ рвоты помог мне прийти в себя. Меня выворачивало наизнанку. Кто-то помогал мне удерживаться на четвереньках. Я открыл глаза и увидел Кемока. Он подождал, пока у меня кончились спазмы, затем опустил меня на землю. Подумав с испугом, что все еще нахожусь среди колонн, я сел и огляделся.

Вокруг расстилалось широкое ровное поле, на котором под лучами вечернего солнца не было заметно никаких подозрительных теней. Каттея наклонилась, чтобы напоить меня из фляги. Я попытался взять флягу из ее рук, но у меня не хватило сил даже на это.

Странным показалось мне выражение ее лица — взгляд потухший, губы плотно сжаты. Кемок, за нею, став на колено, настороженно оглядывался по сторонам, как будто ждал нападения.

— Как скоро проявилось зло… — Каттея поддерживала мне голову, пока я пил. — Благодарение Силе, не давшей выплеснуться ему из клоаки до конца! Эта страна наполнена злом…

— Как я оказался здесь? — прошептал я.

— Попав в ловушку, ты успел позвать нас. И когда ты каким-то чудом сам выбрался из нее, правда, лишившись сознания, мы поспешили унести тебя подальше от гибельного места, опасаясь, что его дух витает не только среди колонн, но и в окрестностях. К счастью, этого можно не опасаться. — Она подняла голову, посмотрела по сторонам и, вздохнув глубоко, сказала: — Здесь хорошо, и нам ничто не угрожает. Но в том месте ты попал в паутину зла — древнего зла. И если так неожиданно обнаружилось одно из его средоточий, нам не избежать другой встречи с чем-нибудь подобным.

— О каком зле ты говоришь? — спросил я. — О Кольдере?

Называя это мрачное имя, я уже знал, что оно вряд ли имеет отношение к тому, с чем я столкнулся в каменном лабиринте.

— Мне не доводилось иметь дело с кольдерами, и все же я думаю, что зло, о котором я говорю, сродни им. И еще оно… оно — сродни Силе!.. — Каттея посмотрела на меня так, будто сама испугалась своих слов.

— Но это же нелепость! — не сдержался Кемок.

— До сего дня я не посмела бы утверждать этого, — ответила она. — Но отныне уверена — это проявление не какой-то новой неизвестной силы, а почему-то обернувшееся злом проявление все той же Силы, с которой мы соприкасались с детства. Неужели я не могу распознать того, чему меня учили и чем я пользуюсь, даже если это до невероятности искажено и опорочено? В том и опасность, что нас может увлечь эта темная сила еще сохранившейся в ней частичкой истины. Что же произошло в этой стране? Почему благая Сила теперь используется во зло?

Мы не могли ответить ей.

Она положила ладонь на мой лоб и чуть отодвинулась, чтобы смотреть мне прямо в глаза, затем запела низким голосом, и я почувствовал, как тошнотворная боль уходит из меня, оставляя лишь память о том, чего не должно больше повториться.

Наконец ко мне вернулись силы, и мы двинулись дальше. Открытое пространство поля служило защитой от любых неожиданностей. Приближалась ночь, и нам было необходимо позаботиться о каком-то укрытии. Двигаясь вдоль разрушенной изгороди, мы поднялись на пригорок, где наткнулись на развалины, поросшие травой. Частично сохранившиеся две стены образовывали угол, и мы воспользовались этим убежищем.

Мы с Кемоком насобирали камней и возвели нечто вроде третьей стенки. Каттея отправилась за хворостом, который можно было набрать поблизости. Когда она вернулась, ее лицо заметно просветлело.

— Я не почувствовала ничего опасного. Скажу вам больше — здесь когда-то обитал целитель. Лечебные травы, если их посадить с любовью, не требуют за собой никакого ухода. Посмотрите, что я нашла. — Она разбросала на большом плоском камне свои находки.

— Вот это, — она коснулась резного листка, — камнеломка — снимает жар. А это, — она показала нам стебелек с лапчатыми листьями, — это ланглорн, он освежает мозг и чувства. А вот самая сильная из трав, благодаря ей сохранились здесь все остальные растения. Это знаменитый ильбейн — Цветок Жизни.


стр.

Похожие книги