Сейчас не было никакой надобности произносить вслух заклинания, была важна лишь сила желания, направленная на достижение нужного результата. А этой ночью у меня было лишь одно желание, самое твердое, какое только можно себе представить. Я ничего не добавляла в питье Айфенгу, кроме тех трав, которые он уже хорошо знал, но то, что я произнесла при этом мысленно, должно было стать первым шагом к моему спасению.
В этом Ютта помешать мне не могла. Айфенг потягивал напиток и ел пищу, лежавшую на блюде. Затем он задремал и через минуту уже крепко спал. Из Юттиной циновки я выдернула длинный шип ярко-красного цвета, обмотала вокруг него два своих волоса и плюнула на него, произнеся несколько слов, от которых ухо Айфенга было надежно закрыто.
Когда все было готово, я глубоко воткнула шип в кожаную подушку, на которой покоилась голова вождя, и начала «ткать» его сон. Очень трудно представить себе то, что когда-то испытал другой, и я не осмелилась следовать за ним. Но вот Айфенг повернулся, что-то невнятно пробормотал во сне и я смогла попасть в его мысли и поняты сейчас ему снится, что он обладает женщиной.
Может быть, так же было с Юттой? Мне очень хотелось бы это знать и я села совершенно опустошенная, следя за его сновидениями по полотну, сотканному из насекомых. Может быть, именно потому она была женой нескольких вождей, но продолжала оставаться колдуньей? Все станет ясно, когда он проснется: воспримет ли он свой сон как реальность?..
Ночь была длинной, и у меня оставалось достаточно времени для раздумий; я хорошо представляла опасности, что могли меня подстерегать. Ютта научила меня гораздо большему, чем я знала прежде, и все же она оставила, может быть, преднамеренно, а может, просто потому, что мы с ней изначально принадлежали к разным школам, значительные пробелы в моих знаниях, и я походила на израненного воина, пытающегося защитить крепость, сражаясь одной рукой, и то — левой.
Она не смогла (или не захотела) вернуть мне дар предвидения, хотя из всех навыков, какие вапсалы могли у меня востребовать, именно этот, очевидно, был самым важным и нужным для них. Я все больше и больше удивлялась, размышляя над тем, что не дала мне Ютта. Само собой разумеется, она боялась, что я с помощью мысленного общения рано или поздно позову кого-нибудь на помощь из Зеленой Долины, но так или иначе, она прежде всего обездолила свой народ.
Айфенг продолжал крепко спать. Я осторожно прокралась через весь шатер к выходу и подняла с пола циновку с рунами, вновь пытаясь прочесть строки, связывающие меня с этим племенем. Одновременно я судорожно рылась в памяти, отыскивая хоть что-нибудь похожее на нужные мне заклинания.
Для колдуньи, владеющей Даром, существует очень много способов связать заклинанием другую, особенно ту, что обладает меньшим могуществом, чем она сама, или ту, которая вообще не подозревает о подобной возможности. Так, например, можно подарить жертве какую-нибудь ценную вещь, и если она ее примет, то будет подвластна вам до тех пор, пока вы не сочтете возможным освободить ее. Но когда жертва — тоже колдунья, возникает серьезная опасность, ибо откажись она почему-либо от подарка, заклинание может обернуться против дарителя. Колдунью могли сглазить с помощью ее же заклинания; вторжение в чужие сны могло «выгнать» колдунью из собственного тела, в результате чего появлялось два существа, рабски подвластных чарам: в одном измерении — бездушное тело, в другом — бестелесная душа.
Руны на коврике были колдовством Тьмы, а я точно знала, что Ютта (сколько хорошего принесла она народу, у которого жила) в своем искусстве не подчинялась ни тьме, ни свету. Нет, если мне и суждено будет разрушить эти руны и убежать (а мне непременно надо было это сделать, и как можно быстрее!), то я должна воспользоваться познаниями, данными мне Юттой.
Я очень беспокоилась, сможет ли мой недавно возродившийся Дар помочь мне в этом. И все-таки я уповала на то, что для любого мастерства есть неизменное правило: чем больше им пользуешься, тем оно сильнее. Я на цыпочках подкралась к Айфенгу, внимательно прислушиваясь к его дыханию. Ему уже не снился тот сон, который послала я, он видел что-то совсем другое, да и этому сну скоро должен был прийти конец. Двигаясь со всей осторожностью, на какую только была способна, я сняла с себя свадебный наряд, в который меня облачили, и тщательно сложила его. Теперь я стояла посредине шатра совершенно обнаженная и дрожала от холода, стирая с груди остатки ярких узоров, словно убирала все, что сближало меня с племенем. Ничто не должно было связывать меня с этим народом, потому что я собиралась попробовать колдовство, которое, как я опасалась, было слишком могущественным для моего едва восстановившегося слабого Дара, но ничего другого не оставалось. Мне нужно было, хотя бы на немного, заглянуть в будущее.