Наконец она кивнула:
— Я могу произнести заклинание, которое перенесет тебя целую и невредимую в горы, чтобы никто не мог помешать тебе. Ко для этого и тебе придется собрать всю свою силу.
— Разумеется, я сделаю все, что необходимо, — ответила я. — Но сейчас мне нужна совсем другая помощь; я прошу вас обеих быть рядом со мной во время моего разговора с Киланом и Кемоком. Я чувствую, что буду в безопасности только тогда, когда увижу Кориса. Но братья, возможно, не поймут и попытаются удержать меня здесь. Наши узы родились вместе с нами, им невозможно противиться. Мы с вами должны твердо стоять на своем, обещайте, что поможете мне уговорить их. В конце концов убедим их, что я вернусь тотчас же, как получу новую защиту.
— А это действительно так? — спросила Орсия. Не знаю, какие чувства она испытывала, глядя на меня. Ведь когда-то я в ослеплении просила Кемока убить ее, я была тогда с Динзилем — ее злейшим врагом; казалось бы, у нее нет причин желать мне добра. Но если она в дружбе с Кемоком, а я подозревала что это именно так, она могла хотя бы ради него оказать мне эту услугу.
— Не знаю точно. Даже если мне удастся стать прежней, я не уверена, что осмелюсь вернуться сюда, — искренне ответила я.
— И ты думаешь, что сможешь совершить это путешествие?
— Я должна.
— Ладно! — согласилась она. — Обещаю, что помогу тебе.
— И я тоже, — вставила Дагона. — Но вдруг они захотят поехать с тобой?
— Вот тогда вы обе прочтете свои заклинания, чтобы братья только проводили меня и вернулись. Впрочем, я не думаю, что они бросят здесь все свои дела. С Эсткарпом их не связывает сейчас ничего, они отдали свои сердца этой стране.
— Я думаю, мы сможем сделать то, о чем ты просишь, — произнесла Дагона. — Когда ты едешь?
— Чем быстрее, тем лучше Внутренняя борьба может так ослабить меня, что я пропаду прежде, чем доберусь до границы.
— Но сейчас месяц Ледяного Дракона, горы скоро станут непроходимы… — Дагона размышляла вслух, не отговаривая меня от задуманного, а словно предупреждая о трудностях, которые встретятся на моем пути. — Правда, здесь Валмунг, он как-то проехал по этой дороге тысячу миль; и потом не надо забывать об острых глазах Форлонга и вранга — они могут разведать все прежде, чем ты отправишься в дорогу, и если кто-нибудь устроит засаду… Тебя ждет опасный и жестокий путь, сестра моя, подумай об этом, не будь слишком самонадеянна.
— Это не самонадеянность, — возразила я, — Просто чем быстрее я окажусь за пределами Эскора, тем быстрее то, что всем нам дорого, будет в безопасности.
Итак, меж нами троими все было улажено, а коль скоро наши мысли были нацелены на решение одной задачи, неужели кто-нибудь сумел бы нам помешать? Какие бы веские и суровые возражения братья ни приводили, мы сумеем доказать целесообразность задуманного, и они вынуждены будут согласиться, они поймут, что мы правы. Я снова и снова клялась им, что, едва исцелившись, возвращусь, и не одна, а с кем-нибудь из эсткарпцев. Время от времени отряды из-за гор приходили в Эскор, об их приходе всегда предупреждали наблюдатели, преданно служившие зеленым. Среди них были и разведчики из Долины, и несколько бывших воинов из отрядов хранителей границы, перешедших на службу к моим братьям, и фланнаны — птицы Дагоны с изумрудным, переливающимся на солнце оперением, чьи послания могла расшифровать только она сама. Иногда прилетал даже воинственный Форлонг, ширококрылый страж заоблачных высей.
Вот один-то из них не оставил камня на камне от нашего первоначального плана, сообщив, что прямого пути, по которому мы когда-то пришли в Эскор, больше не существует. Некий властитель Тьмы наложил на эту дорогу печать, и теперь пройти по ней невозможно. Мне кажется, Килан и Кемок восприняли это известие с радостью, решив, что уж теперь-то я откажусь от задуманного.
Но я все громче кричала по ночам от мучительных изнуряющих видений, и они, должно быть, поняли, что я уже не в состоянии сопротивляться тому, что неумолимо становилось как будто частью меня самой. Здесь меня ждала лишь смерть, я так и сказала братьям.