Я намеревался сказать, что материализация содеялась помимо моего желания, но промолчал. Будь на то моя воля…
Не дождавшись ответа, Сталин недоуменно пожал плечами.
— Итак, вы свое бессмертное дело свершили: материализовали, — вождь засопел погасшей трубкой. Теперь он стоял возле своего громадного стола и, сердясь, давил большим пальцем какую-то кнопку.
— Э-э-э, черт бы их всех подрал! Не знаете, куда подевался Поскребышев?
Я отрицательно помотал головой.
— А Клим… Ворошилов, то есть?
Я пожал плечами.
— А Лаврентий?
— ?!..
— А Никита?
— Он же в Украине!
— Кто вас учил русскому языку? Не в Украине, а на Украине!
— Сейчас все так говорят, хотя мне самому не нравится.
— Ладно. Так все-таки, где Хрущев?
— Если не на Украине, то на Новодевичьем…
— На Новодевичьем? Вы уверены? А что ему там делать? Ах, да-да…
…Сталин давно убрал палец с кнопки и сидел, подперев левой рукой голову, правой же неторопливо перелистывал какие-то бумаги на столе.
Казалось, он забыл обо мне. И я на цыпочках, легонько приседая, осторожно стал отступать к двери.
Окинув прощальным взглядом диковинный кабинет, я, было, уже вцепился в медную ручку, как тишину разорвал резкий голос моего страшного знакомца:
— Нас всех в самом ближайшем будущем ждут великие события, великие, грандиозные перемены, а некоторых — великие, грандиозные дела! И последнее — берегите себя, товарищ Сюхов, отныне ваша жизнь безраздельно принадлежит партии и народу! И знайте, ваши декадентские сны уже больше никогда не вернутся к вам. Всякие там аспидно-зеленые лужайки, немыслимо голубые озера и прочий романтический бред сменятся у вас сновидениями о светлом коммунистическом будущем! Идите…
Дверь за моей спиной сама собой закрылась, я оглянулся и увидел гладкую стену… Сделав пару шагов, я очутился в коридоре своей квартиры.
И замер перед зеркальным трюмо…
Старинное, в мелкой паутине, венецианское стекло, несмотря на многомесячную пыль, достаточно точно отражало странную личность в перекошенных трусах и мятой женской майке, — откуда она у меня?.. — державшейся на одной бретельке.
Жилистое тело странного гражданина находилось в беспокойном движении: голубые губы неслышно шевелились, голова подергивалась, длинные руки то поднимались, то опускались, делая это иногда слаженно, иногда — вразнобой, напоминая панические действия матроса-сигнальщика с тонущего флагмана.
Глаза сигнальщика были полны отчаяния. По виду человек напоминал сумасшедшего.
Каковым, подозреваю, тогда и являлся…
* * *
…Каждому из нас снятся сны.
Ну, снятся, конечно, снятся, а как проснетесь да почешете себе вислые бока и потный со сна живот, — если вы мужчина, или симпатичную головку в спутанных кудряшках, — если вы женщина, и забудется в одночасье зыбкий, ненадежный сон, будто и не было его, и не достигнут пределов реального мира привидевшиеся во сне чудеса: говорящие по-русски сказочные коты в сапогах, тропические джунгли в подмосковном Перхушкове, хрустальные дворцы на слоновьих ногах, бесплатные обеды в "Славянском базаре" и многое-многое другое.
С моими снами все обстояло не так просто….
Приснившись единожды, герои моих сновидений не исчезали в момент пробуждения, а намертво, как мы скоро в этом убедимся, закреплялись в реальном мире. И не просто закреплялись, а поселялись в моей квартире.
Вероятно, я был каким-то, еще не известным современной науке, раритетом в области сновидений.
Легко понять сны деревенского парня Пахома, человека простого и ясного, которому снятся добротные и незатейливые сны. Такие, например, как погоня его, Пахома, за местной красавицей, круглолицей, синеглазой Настасьей, которую он настигает в открытом поле и валит в свежескошенные овсы.
Или его пьяная драка с кузнецом Егором, имевшая место в действительности и потому снившаяся ему с пугающей достоверностью, напоминая ломотой в отломанных в драке боках.
Ах, как счастлив, должно быть, этот гипотетический Пахом, несмотря на грубое имя и травмированные в боях ребра! Как я завидую этому любимцу Морфея, ибо сам не могу похвалиться ничем, кроме экзотики и бередящей сердце чертовщиной.
…Приснилась мне как-то катушка черных ниток. Она страшно пугала меня, хотя, казалось бы, ну что в ней такого уж страшного, в катушке-то? Так-то оно так, но снилась мне она, эта проклятая катушка черных ниток, всю ночь напролет! Только она одна и снилась. И ничего другого! Вот что страшно…
