– Господа, вот как надо разбивать миноноски!
Неожиданно Коковцев сделался на флоте известен; стоило ему появиться где-либо в обществе офицеров, как он слышал за своей спиною: «А-а, это тот самый Коковцев, что здорово умеет разбивать миноноски…» Владимир Васильевич вскоре сообразил, что повседневная рутина флотской жизни может засосать его: эти бесконечные ползания в шхерах, бессонные ночи на мостиках, мертвые дни стоянок, офицерские пирушки в ресторанах, где ума никак не прибавится, – а что же дальше? Как жить?..
Он появился в Кронштадте перед старым Пилкиным.
– Константин Павлович! Я все продумал и прощу ваше превосходительство из необязательных слушателей Минных офицерских классов перевести меня в слушатели обязательные.
Пилкин был очень доволен таким оборотом дела:
– Очень рад, что вы решили взяться за ум…
* * *
На пляже Коковцев завел разговор с женою: он решил учиться, потому ей предстоит вернуться на Кронверкский:
– Ты можешь навещать меня в Кронштадте по субботам.
Кстати, он выразил Ольге свое недоумение – почему она до сей поры не ощутила себя матерью? Ольга отвечала:
– Мама говорит, что в этом виноваты мужчины…
Лейтенант опять поселился в знакомой квартире мастера-клепальщика, добрейшая Глафира Ивановна снова пичкала его изделиями своей кухни. По утрам Коковцев, как примерный ученик, спешил в Минные классы. Отныне вся его жизнь озарилась новым светом – электрическим! Пар и броня уже застилали былую поэзию парусов. На флоте отживали век немало заслуженных адмиралов, видевших в машинах только источник грязи, какой в парусную эпоху флот не ведал. Но Коковцев сообразил, что цепляться за кастовость сугубо строевых офицеров -значило похоронить себя среди якорных цепей и рангоута, между малярными работами и приборками палуб. Конечно, это нужные знания, но за их пределами флот уже четко делил матросов и офицеров по специальностям… Электротоки врывались в шумы моря!
Минные офицерские классы были тогда передовой школой технического опыта, вобрав в себя все самое лучшее из русской и зарубежной науки. Коковцев не сразу вошел в курс лекций: высшая математика, физика и химия, теория корабля и… подводных лодок! Профессор А.С. Степанов подсказал ему тему для диссертации: «Вторичные свинцовые электроэлементы французского физика Plante». Коковцев подружился с Васенькой Игнациусом, плававшим на фрегате «Светлана"; молодые лейтенанты дотемна пропадали в лабораториях, ставя опыты аккумуляторами Планте и Фора. Вскоре профессор Степанов выступил в Морском собрании Кронштадта перед офицерами Балтийского флота.
– Господа, – объявил он, – наш солидный журнал «Электричество» опубликовал статью об опытах английского физика Спенсера, но пусть нас радует, что наши юные лейтенанты, Коковцев с Игнациусом, до стигли тех же результатов с аккумуляторами, но гораздо раньше известного английского физика…
Первые аплодисменты в жизни – какое это счастье!
На финской вейке, до глаз закутанная в шубу, приехала в Кронштадт и Оленька, румяная от мороза. Расцеловала мужа:
– Меня послала мама – узнать, как ты живешь?
– Опять мама! – горько усмехнулся Коковцев…
Глафира Ивановна сразу же замесила тесто для создания пышек с изюмом. Радуясь встрече с женою, Коковцев взахлеб читал отрывки из диссертации, измучив Ольгу разными непонятностями. Зато как была счастлива она, когда вечером пошли на бал в Морское собрание – только тут, под оглушительные всплески музыки, в ослеплении мундиров и эполет, в пересверке бриллиантов на титулованных адмиральшах, Ольга вдруг осознала, какой волшебный мир ожидает ее в будущем, если…
– Если ты будешь меня слушаться, – шепнула она.
Коковцева радовало оживление Ольги, ее безобидное кокетство, с каким она танцевала, наконец, в ресторане Собрания к ним подсел крепко подвыпивший контр-адмирал Пилкин.
– Мадам, – сказал он, – я предрекаю вашему супругу скорую и блистательную карьеру. Поверьте, так оно и будет…
Когда супруги вернулись домой, на квартиру судоремонтного мастера, Ольга, даже не сняв бального платья, опрокинулась на диван, блаженно улыбаясь, и, кажется, не замечала ни ободранных тусклых обоев на стенках комнаты, ни мокрых тряпок, подложенных под текущий от изморози подоконник, – молодая и красивая женщина, она была еще там, в этом сверкающем электричеством зале Морского собрания.
