– Вы предлагаете ворваться во время приема во французское посольство и зарубить всех подозрительных?
– Поручик Пургольд хорошо знаком со французским военным агентом Муленом через его вторую жену, урожденную Шмакову, – сказал Пистолькорс. – Вы можете поручить ему дело с французским посольством. Если злодеи хотят взорвать вас и Его Величество во время приема, он, может быть, сможет через Мулена осмотреть помещения под столовой.
– Ваше Высочество, – вдруг вскочил капитан Сеньчуков. – У нас в Семеновском служит подпоручик Иелита фон-Вольский, брат его командовал караулом финляндцев во время взрыва в Зимнем дворце… Как звали злоумышленника, который динамит под столовую заложил?
– Батышков, кажется… Степан. Вы правы, капитан, это он! Его же тогда так и не нашли!
Зловещее напряжение разлилось по Дубовому залу, некоторые украдкой посматривали себе под ноги на паркет.
– У меня дома в сундуке есть фотографическая карточка этого Степана, – сказал отец Серафим. – Их превосходительство Константин Петрович Победоносцев тогда одиннадцать тысяч этих карточек по всем приходам для опознания разослал.
– В жизнь мою не забуду этого ужаса, – сказал великий князь. – Раздался вдруг страшный гул, пол под ногами заходил, и в тот же миг везде потух газ. Мы все бросились в желтую столовую: окна там все перелопались, стены потрескались, люстры почти все были затушены, и все покрыто густым слоем пыли и известки. Я тогда еще подумал: «Боже, раки а ля борделез! Все пропало! Где же мы будем обедать и что нам подадут?» С большого двора, из темноты доносились страшные крики и мы с братом побежали на главный караул. Еле с ним добрались: свет везде потух, и от дыма было трудно дышать. Вся большая караульня была взорвана, и все провалилось более чем на сажень, и в этой груде кирпичей, известки, плит и громадных глыб сводов и стен лежало вповалку более полусотни финляндцев, большей частью израненных, покрытых слоем пыли и кровью! Пожалуй, отправлю-ка я графу Монтебелло своих столяров, – добавил он. – Французы жадные, они задарма возьмут. А мои пусть присмотрят, глядишь, и вызнают, кто у террористов агентом в посольстве.
– Ваше Высочество, – сказал полковник Оболенский, дотоле молча сидевший в стороне. – А не лучше ли будет доложить-таки Его Величеству о случившемся вчера покушении на вас?
– Не думаю, князь, – ответил Владимир Александрович. – Брат отдаст все в руки этого пьяницы, генерала Черевина. А генералу Черевину многое доверялось еще при моем батюшке, покойном Государе, когда генерал Собственным конвоем командовал. Он был последним, кто осматривал столовую в Зимнем дворце перед тем, как она взорвалась. Да сегодняшний случай был прямо под его окнами, и вы думаете, он проснулся? Даже в австрийском посольстве уже смеются над ним.
– Тогда, Ваше Высочество, я бы посоветовал вам изменить для начала кое-что в своем распорядке, – сказал Оболенский.
– Это что же?
– Во-первых, вы не должны более сидеть у окна и любоваться видом набережной. Во-вторых, вы больше не должны по ночам ходить в обходы по гвардейским полкам.
Собравшиеся одобрительно загудели.
– Приятно видеть такое единодушие в гвардии, – сказал великий князь.
– И, в-третьих, днем вас должна сопровождать охрана из доверенных лиц. – Полковник обвел рукой сидевших в зале. – Кроме того, вы должны временно отказаться от любых приглашений и приемов, сославшись на болезнь.
Полковник Оболенский потрогал себя за щеку в том месте, где у великого князя чернел пластырь.
– Что это, Ваше Высочество, у вас, не чирей ли? – обратил внимание на болячку отец Серафим. – У меня есть верное средство от чирьев. Сам у жены с крупа свел.
– Это какое же? – живо спросил великий князь.
– Молитва особая, – я вам ее спишу, – да свежее коровье дерьмо приложить.
– А конское не сойдет? У нас в гвардии конского – навалом.
– Нет, непременно надо коровье-с, да особым образом в церкви отмоленное. Я вам привезу.
– Вы бы, отец Серафим, не лезли бы со своими снадобьями пока, – оборвал священника Оболенский. – Речь идет о жизни Его Высочества.
– Бог не допустит, – уверенно сказал отец Серафим.