– Так, может, и у меня купите? Прошедший год отменный урожай малины был.
– Купим, пани, только позже.
– Так вам, наверное, летом и жилье в Гатчине понадобится? Я могу квартиру уступить по сходной цене. Дачу-то нынче дорого у нас в Гатчине снимать.
– Это, наверное, было бы неплохо, пани.
– Вы один проживать будете, или вы семейный?
– Семейный.
– И дети есть?
– А то ж! Восемь душ. И ручная обезьяна на тормозах едет.
– Замерзнет же!
– Она привычная. Японская.
– Ее можно посмотреть? – заинтересовалась Вера.
– Ей Богу, не стоит, пани.
– Ваша обезьяна с хвостом?
– Нет. У них в Япониях все без хвостов.
– Понимаю, – кивнула головой генеральша. – Некоторые обезьяны очень похожи на чертей. Те, которые с хвостами, сущие дьяволы. А без хвостов тоже хороши… Хрю-хрю!
– Матушка не в себе, – ответила Вера на недоумевающий взгляд поляка. – У нас случилось неожиданное явление, страшный призрак из прошлого. Один негодяй двадцать лет назад преследовал нашу семью, посадил нашего папеньку в тюремный замок, и только потом справедливость восторжествовала и его выпустили. Все мерзавцы и прохиндеи тогда ополчились на нас. Один адвокат Сморкалов чего стоил!
– Этот Сморкалов сына моего младшего, Сергея, совратил, по судейской части идти соблазнил! – зло сказала Марья Ивановна. – Мне Сергей тогда сказал: «Видите, маменька, кто настоящую власть в жизни имеет? Папенька вон сколько лет полицмейстером служил, а адвокат его несколькими правильно сказанными словами в тюрьму засадил!» Они терзают мои внутренности!
– Черти?
– Дети! С этими детьми одно горе. Взять, к примеру, моих. Дочка так и осталась старой девой. Молчи, Вера, разве я не права? Старший хорошую карьеру делал, войсковым старшиной для особых поручений при наказном атамане Забайкальского казачьего войска в Чите, да пострадал от собственного прямодушия: пользовался без огляду, вот и погорел при ревизии, когда губернатора, атамана наказного, в Красноярск перевели. Дело губернатор замял, но пришлось в полицию перевестись, в Одессу. А ведь был бы сейчас генералом! Если бы вы знали, сколько трудов мне стоило добиться его перевода в Петербург! Если бы не его превосходительство, Петр Николаевич Дурново, который еще моего мужа покойного знал, так бы до сих пор в Одессе помощником полицмейстера и сидел. О младшем своем, Сергее, слова хорошего не скажу. До того его фуражка меня злит – не поверите, но я даже малины в саду видеть не могу! Погодите еще, родную мать засудит! Мы с отцом больше всего на среднего надеялись, он в гвардейский полк вышел, на войне каким героем себя показал! Батальонный командир его до сих пор вспоминает: очнулся он после ранения в госпитале, и первым делом спрашивает: «Седло мое цело? Семьдесят рублей плочено!» И на подушки откинулся. Потом Его Высочество Сергей Александрович заметил Александра на красносельских сборах и покровительство стал оказывать, капитаном сперва сделал, а потом и адъютантом при штабе Гвардейского корпуса пристроил. Когда Его Высочество в Москву губернатором назначили, сын тоже с ним туда адъютантом рассчитывал отбыть, да только отговорились, будто Их Высочество своих товарищей по полку берет, а Александру здоровье может не позволить службу при их особе исполнять. Я у генерала Скугаревского интересовалась, а он, жердь длинная, только кхекает загадочно… Сколько я сил на них положила, а они, как муж у меня помер, ни разу ко мне не приезжали! Уж сколько лет прошло…
Дама в кроличьей шубке, сидевшая рядом с генерал-майоршей и всю дорогу заинтересованно разглядывавшая щеголевато одетого господина с помаженными волосами в отделении по другую сторону прохода, внезапно истерически выкрикнула «Пожар!» Щеголь подскочил на месте и с криком «Горит, горит!» бросился на тормоза. Генеральша испуганно перекрестилась. Публика повыскакивала из своих отделений в коридор. Прибежал кондуктор, но дело тут же разъяснилось – за окном слева по ходу поезда в утренней темноте горел огромный сенной сарай. В конце концов, из уборной примчался Артемий Иванович, на ходу подтягивая штаны, и заголосил: «Степан! Пожар! Спасай судок!»