– Вот тут я единственный раз в жизни икрою блевал, – сказал Владимиров, обводя рукою кругом. – А не пропустить ли нам малым делом? Буфетчик, нам с этим господином водочки. Ну, я и перепугался, Степан. Думал, это нас арестовывать будут. А у них тут в Гатчине весело – смотри, как жандармы по платформе носятся, будто потеряли что. Видать, тот горлопан сбежал. Ан нет, споймали. Вон двоих ведут. Один в шубе, вполне приличный господин. А вон еще одного в шубе поймали, а рядом с ним другого, поплоше. Может, тут у них в шубах не дозволено ходить теперь? Ты, Степан, покуда из буфета не выходи. А вон и генеральшу понесли к карете. Ну, наконец-то. Вишь, как ее здесь любят. Кирасир для сопровождения прислали. Ох, опять уронили. Да где ж тут здоровье сохранишь при таком отношении? Человеколюбивей надо быть с государевыми подданными!
На станцию действительно прибыл полуэскадрон кирасир, которые бестолково и хаотично скакали по привокзальной площади, пугая извозчичьих лошадей, мирно дремавших справа от вокзала. Сквозь буфетное окно Артемий Иванович с Фаберовским наблюдали за их странными экзерцициями, размышляя вслух, что бы это могло значить.
– Ну, да нас это не касается! – подытожил их беседу Артемий Иванович. – Давай еще по одной дернем, и на морозец. Времени уже полдень, а нам еще в Дворцовое управление, пропуск к Черевину получать.
Они взяли в буфете еще по стопочке, выпили, крякнули, и вышли на улицу.
– Вот они! – крикнул жандармский ротмистр. – В буфете прятались! Держи их!
Он выхватил револьвер, пальнул в воздух и побежал к воображаемым злоумышленникам. Еще двое жандармов присоединились к нему.
– Кажется, все-таки это по нашу душу, пан Артемий, – неуверенно сказал Фаберовский.
– Может, побежим? – спросил Артемий Иванович.
– Лучше сдаться. У нас же открытые листы.
Однако затем произошло совершенно неожиданное. Услышав выстрел жандармского офицера, кирасиры сперва сбились в кучу, потом командовавший ими корнет с жидкими усиками подал команду «Шашки вон!» и «Марш-марш!!!», сверкнули клинки, и дюжина лошадей понеслась по площади.
– Мама! – промолвил Артемий Иванович и побежал налево, туда, где виднелись деревенские избы и ограда Приоратского парка. Шагов через двадцать, несмотря на тяжелую шубу, поляк обогнал его.
– Если добежим до парка, может быть, спасемся, – крикнул он на бегу.
– Руби их! – услышали они за спиной. – Не дай им в Загвоздки уйти!
Артемий Иванович обернулся. Кирасиры неслись плотной массой, пена падала у лошадей с удил, безумные лица всадников кривились в оскале. Ноги у Владимирова внезапно стали ватными, от страха он не мог сделать больше ни шагу. Скакавший впереди корнет промчался мимо Артемия Ивановича, настиг Фаберовского и рубанул шашкой по спине. Поляк кулем завалился в снег, вылезший в прореху соболиный мех окрасился кровью.
– А-а-а! – закричал в отчаянии Артемий Иванович и взмахнул судком. Наполненная свиными котлетами, жареной картошкой с каперсами, пикулями и спаржей мельхиоровая посудина описала в воздухе полукруг и смертельный удар, направленный кирасиром в голову Артемия Ивановича, не состоялся. Шашка глухо звякнула и улетела в сугроб. Последнее, что запомнилось ему, прежде чем он впал в безумие, было растерянное простецкое лицо кирасира, внезапно оказавшегося без оружия.
– Лягай! – завопил Артемий Иванович, размахивая судком. – Здесь бомба! Сейчас е…! Всех положу! Лягай, кому говорят! Все, бросаю!
Артемий Иванович зажмурил глаза, ожидая удара шашкой, но его не последовало. Он открыл глаза и увидел, что все кирасиры как один спешились и лежат плашмя, уткнувшись рожами в снег. Не переставая вращать над головой судком, он оглянулся и с облегчением увидел, что поляк стоит на четвереньках и ищет в снегу очки. Чуть дальше был виден корнет, мчавшийся среди домов Большой Загвоздки. Доскакав до последней избы, он сиганул с лошади прямо через забор и исчез. Раздался бешеный лай собаки.
Артемий Иванович подбежал к Фаберовскому и помог ему встать.
– Ну, как ты, Степан? – со слезами в голосе спросил он.
– Не вем, не вем… – бормотал поляк, обводя вокруг безумным взглядом.
