Брандмейстер сунул девочке куклу-щелкунчика, в синем мундирном фраке, с непомерно большой головой в треуголке и с тяжелой американской нижней челюстью.
– А это индейский вождь. Торговец на Охтинском рынке сказал, что перья натуральные, от индейского петуха.
– Я умею такие рисовать, – сказала Маша, немного смущаясь, и показала пальцем на рисунок химическим карандашом, сделанный прямо на бумажных обоях.
– Индейскый вошь Болшая Писка, – прочитал брандмейстер подпись под рисунком и вытер лоб платком. – Действительно большая… Сама рисовала, или помог кто?
– Витя помогал…
– Витя – это кто? – спросил у пристава брандмейстер.
– Это старший сын моего брата-судейского, – ответил тот.
– Ты этому-то Вите ухи надери, Иван Александрович. Экий пакостник!
Из столовой раздался раздраженный и хриплый голос капитана:
– Я не брал ваш коньяк, мамаша.
Капитан приковылял откуда-то снизу, злой на весь свет за свои безнадежно испорченные сапоги, которые он не то, что намазать, даже с ног стащить вчера забыл.
– Иван, мне с тобой переговорить надо.
– Дозволь тебе, братец, представить: Федосей Иванович Резванов, местный брандмейстер, – сказал пристав. – А это мой брат, Александр Александрович, служит в штабе Гвардейского корпуса.
– А что, в гвардии так принято косолапить, или вам сапоги малы? – спросил у капитана брандмейстер.
– Милостивый государь! – вспыхнул гвардеец.
– Да перестаньте, полно вам! – сказал Резванов. – Не будете ж вы брандмейстера на дуэль вызывать! Засмеют.
– Мне надо поговорить с тобой наедине, – повторил брату капитан, тряся тяжелой головой.
Пристав пожал плечами, но предложил капитану пройти вниз в кабинет.
– Ну, чего тебе? – устало спросил Сеньчуков-старший, когда они оказались одни.
– Меня преследуют, Иван!
– Долги надо вовремя платить. И у тебя, конечно, сейчас нет на это денег… У меня тоже нет. Ты не отдал мне еще те сто рублей, что занимал летом.
– Не в этом дело. Каких-то два мазурика, один из которых сейчас сидит у тебя в кутузке, преследуют меня по пятам уже несколько дней.
– А что же им от тебя надо?
– Понятия не имею.
– Чем врать, ты мне лучше расскажи все.
– Да вот святой истинный крест! Могу только догадываться. Дело в том, что во вторник я присутствовал на секретном совещании у Его Высочества великого князя Владимира. Он сообщил нам, что планы нигилистов убить Государя приобрели реальные очертания, а поскольку полиция откровенно бездействует – прости, но ты сам это прекрасно знаешь, – то для охраны императорских особ его высочество учредил особую лигу по примеру Священной Дружины, и я назначен руководить непосредственной охраной.
– Видал я ваших дружинников в «Акрополе», – буркнул пристав. – Никаких пожертвований вы от меня не дождетесь.
– Причем тут пожертвования! – вскипел капитан. – Речь идет о моей жизни! Эти нигилисты явно хотят меня убить, чтобы наша лига не разрушила их коварных замыслов!
– И чем же простой пригородный пристав может помочь вашей лиге?
– Отдай мне того арестанта, что сидит у тебя в кутузке. Я отвезу его сейчас прямо к Его Высочеству. Уж там его сумеют разговорить, на каком бы языке он не разговаривал!
– Да отпустил я твоего арестанта еще утром. Какая лига? Какая охрана? У тебя после матушкиного завещания совсем мозги набекрень съехали!
– Ну, братец, это тебе так не пройдет! – крикнул капитан и выскочил из кабинета.
– Сударь, постойте! – окликнул его женский голос.
– Кто вы, сударыня? – недоуменно обернулся капитан к прилично одетой молодой даме, выглянувшей из дверей канцелярии.
– Просительница. Его превосходительство директор Департамента полиции вчера вечером велел мне идти сюда в канцелярию, а сам так и не появился.
– И как же он выглядел, ваш директор Департамента? – спросил пристав, тоже выходя из кабинета. – Невысокого роста, гладко бритый….
– Он был, конечно, бритый, но ростом повыше вас на полголовы. С малиновым воротником на мундире.
– Братец Сергей изволил над вами, сударыня, зло пошутить, – сказал пристав Сеньчуков. – Здесь участок, а не Департамент полиции. Извольте отправляться восвояси. Вот господин капитан сейчас в город поедет, он вас и сопроводит.
