Несмотря на присутствие в коридоре жандармов и еще нескольких агентов в штатском, Фаберовский все равно подпер дверь ложи верным сковородником – так оно надежнее будет.
– А вы давно знакомы с Артемием Ивановичем? – спросила Варенька, когда поляк сел рядом с ней.
– Мне кажется, что всю жизнь. По крайней мере, те счастливые времена, когда его не было рядом, я уже почти забыл. – Поляк поставил на чемодан с кассой бокалы и ведерко с шампанским.
– Непохоже, чтобы вы всю жизнь служили в охране и сидели в пыльных ложах с этими сковородниками. Я вас прежде никогда здесь не видела.
– А я здесь первый раз, – сказал Фаберовский.
Он бесшумно откупорил шампанское и разлил по бокалам.
– Если бы не чрезвычайная ситуация, меня бы сюда не пригласили, – поляк протянул Вареньке бокал. – Вы же сами видели, что сегодня везде творится.
– А что творится? Почему никого из театра не выпускают?
– Государственный переворот творится. В любой момент может вспыхнуть на улицах стрельба. Но я не могу вам всего рассказать. Хоть я и являюсь одним из самых осведомленных людей, но и мне неизвестны все детали происходящего. Давайте лучше выпьем за вас, Варенька. Я не могу быть уверен, что сам доживу хотя бы до завтрашнего дня – за последнюю неделю меня трижды пытались убить, – но мне хотелось бы верить, что какие бы потрясения не случились, они вас не коснутся.
– А вы боитесь умереть?
– А чего я, по-вашему, дверь сковородником запирал?! Конечно, боюсь.
– А вот Соломон мне говорил, что он ничего не боится. А Леонид говорит, что страх побеждается разумом, но лучше не доводить дело до страха, а просто избегать всяких опасностей. Что-то вашего Артемия Ивановича не слыхать больше. – Варенька отставила бокал и положила локти и подбородок на барьер. – Он такой забавный…
– Действительно, – согласился Фаберовский и прислушался.
Из ложи Артемия Ивановича явственно доносился возмущенный и пьяный голос кухмистера:
– Кто же это рыбу в раковинах вместе с пирожными сервирует!
Фаберовский взглянул на сцену. Фантастические декорации изображали дворец Конфетенбурга, где сама фея Драже, принц Коклюш в костюме из золотой парчи и их сладкие подданные – карамель, ячменный сахар, фисташки, птифуры, нуга, драже и бриоши, – все они радостно встречали Клару и Принца-Щелкунчика, прибывших на колеснице из раковины, запряженной дельфинами.
– Да вы, папенька, на их рыла посмотрите! – воскликнул кто-то из кухмистерских дочерей. – Это не рыба, это морская свинья!
– Но кто же птифуры на тарелку навалом кладет, как орехи!
– Спит что ли? – вслух спросил Фаберовский. – Дай-то Бог… Варенька, вам еще налить?
– Наливайте. Какое отличное шампанское, никогда такого не пила. Я шампанское вообще один раз только пила, Леонид неделю назад угостил. Я тогда так набралась, что ничего не помню.
Под императорской ложей скрипнула входная дверь и знакомая фигура, покачиваясь, двинулась по проходу к сцене.
– Холера ясная, я думал, он дремлет на диване у себя в аванложе! – воскликнул Фаберовский, хватаясь за бинокль. – Что сейчас будет!
В ложах третьего яруса встретили появление Артемия Ивановича бурными овациями. Хватаясь за оголенные плечи дам и генеральские эполеты, он медленно, но упрямо продвигался к какой-то, одному ему ведомой цели. Сзади, в проходе появился жандарм, который явно не знал, что ему делать. Он подкрадывался к Артемию Ивановичу так, как подкрадываются к сбежавшей курице – растопырив руки в белоснежных перчатках. Дойдя до оркестровой ямы, Артемий Иванович взобрался на барьер и обратился к бухарскому эмиру, приложив руки к груди:
– Ваше восточное сиятельство! Халва-Малва-Халат-Малат-Казанское-Мыло! Артемий Диванович Владимиров приветствует в нашей столице! Вас! Иванович то есть. Извольте и мне звезду за все мои благодеяния! Дадите?
Не утихавшие аплодисменты на третьем ярусе привлекли внимание великих князей, которые решили, что на сцену вышла Кшесинская. С ними появился и приехавший наследник-цесаревич.
– Степан! – возгласил Артемий Иванович, увидев их, и на этот раз ни один сидевший рядом генерал не решился шикнуть. – Они там все в ложе! Ваше Высочество, Владимир Александрович, вы-то мне и нужны! Мы же с вами тогда ночью не договорили! Не помните что ли? Ну, мы вам еще все стекла в карете перебили? Не помните?!