– Не до того было, Петр Емельянович, – сказал поляк. – Не до того. Вот сегодня воскресный вечер, так мы с Артемием Ивановичем заместо отдыха на службу в театр должны идти. Бенефис г-на Иванова.
– Как жаль, а я хотел предложить вам остаться и отметить сегодняшнее счастливое обстоятельство.
Агриппина Ивановна всплеснула руками.
– Петр Емельянович, уж сколько мы в столицах живем, а до сих пор с тобою в театре не бывали. Дочка вот у тебя замуж выходит, а тоже только в масленичных балаганах бывала. Уж ради праздника такого сводил бы. На зятя бы при службе посмотрели.
– Может, не стоит? – засомневался Артемий Иванович.
– Да и барышники втридорога сегодня будут драть, – подхватил Петр Емельянович. – Бенефис.
Но объединенный напор жены и дочки сломил его сопротивление, и он махнул рукой.
– Эх, ладно! Глашка, скажи Василиске, что вечером едем в театр.
* * *
Сытые и довольные, возвратились от кухмистера Фаберовский и Артемий Иванович на извозчике на Конюшенную. Уже стемнело, но света теперь не было и на остальных этажах.
– Швейцара до сих пор нету, на свете экономят, – заворчал Артемий Иванович, шаркая калошами по лестничному ковру. – Чертовы колбасники!
Сверху заливисто залаял Полкан.
– Пану Артемию не показалось, что за нами кто-то вошел? – спросил Фаберовский, когда они прошли квартиру бразильской миссии.
– Может тебе, Степан, прививку сделать? – спросил ехидно Артемий Иванович, останавливаясь у полукруглого подоконника, чтобы передохнуть. – От параноидального вибриона?
– А это кто у нас на лестнице стоит, а? – Поляк указал наверх, на темную фигуру, стоявшую у входа в сени их квартиры.
– Чимпандзе какое-то гигантское, – испуганно сказал Артемий Иванович и попятился.
Судя по топоту ног, снизу явно поднимались еще двое или трое человек.
– Похоже, что нам конец, – сказал Фаберовский. – Надо было сообразить, чего Полкан лает. На нас он не лает.
Чимпандзе сделал шаг вперед и со свистом стал раскручивать гирьку на веревочке.
– Что будем делать, Степан?
Поляк схватил стоящий на подоконнике горшок с аспидистрой и метнул его в чимпандзе. Он никогда в жизни не кидался горшками, но опасность пробудила в нем, видимо, первобытную ловкость, и аспидистра угодила противнику прямо в рожу. В свою очередь чимпандзе, многоопытный уличный боец, никогда в жизни не получал в морду домашними растениями. Горшок раскололся о чугунную голову и отбросил его на стеклянную перегородку. Вся стена сеней лопнула и с нечеловеческим грохотом обвалилась, разлетаясь мелкими стеклянными брызгами.
Следуя примеру Фаберовского, Артемий Иванович метнул вниз в темноту лестницы один за другим оставшиеся горшки и добился какого-то успеха. Внизу раздалась брань и кто-то жалобно застонал.
– Ага, суки! – в истерике закричал Артемий Иванович и принялся выламывать латунный прут, прижимавший ковер. Общими усилиями его удалось согнуть и выдернуть буквально за миг до того, как очухавшееся чимпандзе с ревом набросилось на них, нанося беспорядочные удары своей гирькой. Земля из горшка попала ему в глаза, он щурился и ревел, а удары его не достигали цели, приходясь то на подставляемый Фаберовским прут, то на перила, то на мраморный подоконник высокого лестничного окна, на который вспрыгнул безоружный Артемий Иванович. Забыв и про одышку, и про жениховскую солидность, будущий зять-стотысячник хрипло визжал, когда поляку удавалось отбить очередной раз прутом кистень, и, прыгая за спиной Фаберовского по подоконнику, пытался в прыжке достать через голову поляка врага кулаком. Снизу раздался посвист гирек – устрашенный горшковой бомбардировкой неприятель очухался и перешел в наступление.
– Что здесь происходит? – Луиза приоткрыла дверь, чтобы посмотреть, что за шум на площадке, но Полкан вырвался на лестницу, метнулся вниз и прыгнул на спину чимпандзе. Собачьи клыки впились тому в загривок, и он с воем повалился на пол.
– Луиза, револьвер! – заорал поляк, всучил прут Артемию Ивановичу и в два прыжка преодолел лестницу. Получив в руки оружие, Артемий Иванович тут же принялся гвоздить прутом темную массу, что рычала и выла у его ног. Вряд ли Артемий Иванович остался бы в живых, но пока те двое внизу мялись, не решаясь подняться наверх на подмогу своему товарищу, поляк успел выскочить обратно с револьвером, и прямо от дверей квартиры выпустил в них весь барабан. Под оглушительный грохот выстрелов пули шаркали по стенам, одна разбила стекло, площадку заволокло пороховым дымом, а когда он рассеялся, был слышен только топот сбегающих по лестнице врагов.
