– Подумаешь – нечистый дух! – воскликнул плешивый столяр. – У меня у самого жена вроде нечистого духа. Вот послушай: собирались мы эти святки в деревню к моей родне, так не поехали. О тот год одолжились мы 30 рублями у двоюродного свояка, сейчас отдавать нужно, а она, вишь, к Рождеству «фонарь волшебный» купила. Так она у меня швея, но без работы, делать ей нечего, картинок вместо семечек накупила и днями негров в Ниле глазеет. Тьфу, срамота одна! А керосину фонарь этот жрет за раз – как мы за месяц. А тут целую коробку аглицких картинок купила. Это, говорит, представление пьесы «Омлет Мудацкий».
– Вот бесстыжая рожа! – сказал сапожник. – Ремнем ее учить надо!
– Да я у казаков даже плеточку просил – поучить, а мне один ихний чернобородый говорит: «Ты, мужик, приводи свою бабу к нам на недельку. Как шелковая станет.» А ты свою чем учишь?
– Когда как: когда словесно, а когда и ручно. Не молотком же ее лупить. Дашь раза – и душа вон. А сейчас еще это бес навязался. Мало того, что бабу изводит, вся аж иссохла, так еще и все грибы на чердаке объел.
– А моя не сохнет, – сказал плешивый. – Такую жопу отъела, что на юбку ей теперь на полтора аршина ткани больше уходит!
– Да это ж разве жопа! – вмешался Артемий Иванович. – Мне батюшка нанимал в отрочестве учительницу французского, вот у нее жопа была – так это жопа. Батюшка однажды даже сказал ей: «У вас, мамзель Сесиль, не постерьёр, а просто алтарь Отечества какой-то! На такой алтарь молиться нужно».
Все сидевшие за столом машинально перекрестились.
– Мой дядя Поросятьев, овдовев, во француженку эту влюбился без памяти, да только пришлось ему на этот алтарь свой живот положить, через любовь свою жизни лишиться.
Все снова перекрестились.
– Видал я в посольстве француженок – ничего в них такого капитального нету, – сказал плешивый. – Не задницы, а гузки куриные, с кулачок.
– А такого чернявого, с усиками, вы в посольстве не видали? – спросил у него сапожник.
– Да там, мил человек, почти все посольство с усиками! – ответил тот.
– Так вот я ему на Успение каблук прибил, по сю пору денег получить не могу. Вы, когда его встретите, скажите, что он Коврижкину пятиалтынный должен.
– А там, в посольстве работники какие временно не нужны? – спросил Артемий Иванович.
– А что ты можешь, кроме как товар карболкой портить? – спросил столяр.
Артемий Иванович раскрыл было рот, но тут на его плечо опустилась тяжелая волосатая лапа трактирщика.
– Ты вот что, который ежели дезинфектор – ступай за мной!
Двое половых подхватили Артемия Ивановича под руки и поволокли вслед за хозяином, который направился в сени, на ходу поддергивая повыше рукава. Спустя три минуты половые вернулись, торжественно неся на руках Артемия Ивановича, и бережно посадили его на прежнее место. Трактирщик, растерянно пряча от любопытных взглядов побагровевшее лицо, распорядился прислать ему и всей честной компании за счет заведения чего пожелают.
– Я все могу, – как ни в чем не бывая продолжил разговор Артемий Иванович.
– Ты что ему сказал? – подивился плешивый. – Меня один раз так выкинули отсюда, что я кубарем до самой набережной кувыркался.
– Сказал ему, что я сейчас без работы, – махнул рукой Артемий Иванович. – Так работки-то какой не найдется в посольстве?
– Ну, не знаю… – развел руками плешивый. – Разве чернорабочим к Варакуте. Он сейчас вот под гостиными трубомедницкие работы завершил, теперь грот с фонтаном будет внизу у парадной лестницы делать. Да еще электричество взялся проводить. Электротехников да медников он с завода гоняет, а чтобы трубы там подтащить, мусор вынести – такие работники вроде ему нужны. Приходи второго, я тебя с ним познакомлю.
– Хорошо, приду. Давай что ли дерябнем по баночке за знакомство, – предложил Артемий Иванович. – За хозяйский счет и уксус сладок, а тут водка.
– Нет, пить не буду, ибо животом скорбен, – отказался столяр.
– Ну, тогда бывай. – Артемий Иванович хлопнул стакан и закусил ржавой селедкой. – Может, еще свидимся.
ЗАПРОС
в адресный стол из сыскн. отд.
Владимиров, Артемий Иванов, купеческий сын.
За нач. отд. Жеребцов
