Едва Ольга, закрыв за собой калитку, успела сделать шаг, да вряд ли и успела, из-за угла дома выбежала огромная черная собака и молча села перед нею. Ольга чуть двинулась — раздалось тихое, но злое рычание. Она попыталась повернуться назад к калитке, но хорошо, что не сделала этого, — пес явно приготовился к прыжку.
Так и стояла она, оцепенев от страха, пока из дома не вышел Одинцов. «Демон, на место! — властно сказал он. — Это гости. На место!» Пес развернулся, лег у порога и даже не шевельнулся, когда Ольга прошла в дом.
Они, конечно, поговорили, но Одинцов категорически был против, чтобы его имя появилось на страницах городской газеты. И о Маше просил не писать. Но как же не писать, когда город полон разных слухов? «Если вы хорошо относились к ней — не пишите», — только и сказал.
Вот этого сделать Ольга не может. Дружба дружбой, а дело есть дело. Хотя, если честно, разве дружба связывала ее с Машей? Даже и не близкое знакомство.
Она про себя решила, что встретится с Одинцовым еще раз. После того, как пройдут сороковины Шерсткова.
— Ладно, прощай пока, друг Шурик. Про хлеб мой ты вовремя напомнил. Ты-то на выставку придешь?
Смеляков молча смотрел на Ольгу. Она напряглась — знала это молчание. Уже поднявшись со стула, снова села, не отрывая глаз от лица Смелякова.
— Шурик, ну не томи. Честное слово, никому, нигде и никогда не расскажу, пока сам не разрешишь. Ты же знаешь меня!
Смеляков встал из-за стола, плотно прикрыл дверь:
— Сегодня ночью в камере повесился Ляхов.
* * *
Ращинский уже в третий раз поднимался на губернаторский этаж, но в приемной дежурный помощник, извиняюще улыбаясь, снова не пропустил его в кабинет.
— Я еще раз тебе говорю, Минеев сам позвонил мне по прямому.
— Знаю, Николай Семенович, но после он дал поручение никого к нему пока не пропускать.
— А кто там у него?
— Сначала, когда он звонил вам, был Ткаченко. Вы, кстати, в курсе, что он с сегодняшнего дня председатель правительства? А сейчас там Сергеев. Нет-нет, не депутатский Сергеев, а милицейский, Виктор Иванович.
Ращинский присел в кресло. Он знал, с какой информацией мог быть у губернатора начальник областного УВД. Плохо, что генерал опередил его. И совсем плохо, что эта встреча проходит без его, Ращинского, участия.
Большие часы в приемной показывали без пяти час.
— Обедать будет где? — спросил он помощника, кивая на кабинетную дверь.
— У себя. Заказано на двоих.
«Так, — подумал Ращинский, — если через пять минут генерал не выйдет, можно не просиживать здесь штаны: губернатор всегда обедал точно по часам. Домой уезжал крайне редко, и не потому, что это отрывало его от работы: лишний раз видеть Клавдию стало для Минеева, особенно в последнее время, тяжелой обязанностью».
Дверь губернаторского кабинета приоткрылась, вышел, отдуваясь и вытирая платком красное лицо, генерал Сергеев.
— Привет, — кивнул он Ращинскому. — Тебя ждет, заходи.
Минеев разговаривал по телефону; увидев Ращинского, указал рукой на кресло.
— Вопрос этот не обсуждается, — холодно проговорил он. — Тебя на выставке быть не должно.
Губернатор положил трубку, минуты две молчал, явно сдерживая раздражение. Глянул на Ращинского:
— В курсе, что ночью произошло?
Тот кивнул.
— Ну, и что теперь?
Ращинский достал сигарету:
— Думаю, это нам на руку.
— Говоришь, на руку? Это было бы так, если бы проклятые негативы легли мне на руку, если бы находились у меня, а не неизвестно где. — Он ударил ладонью по столу. — Как провалились!
Глянув на телефон, по которому только что говорил с женой, Минеев желчно усмехнулся:
— Я, в отличие от тебя, Николай, не исключаю вариант, что они где-нибудь в моем собственном доме.
В соседней с кабинетом комнате отдыха со стороны коридора открылась дверь: губернатору доставили заказанный обед. Минеев глянул на часы:
— Ого, уже второй час! Пошли поедим, заодно и обсудим кое-что. А там уже на выставку пора.
* * *
В 13.30 будильник пикнул, но Анна проснулась ровно за минуту до этого. Еще немного можно полежать. Вскакивать сразу после побудки она категорически не способна. Ей обязательно нужно было перед тем, как встать с постели, пережить это состояние, когда не спишь, но еще в сладкой дреме плавно перекатываешься с одного бока на другой, растягивая тело, плечи, ноги — какое удовольствие чувствовать себя всю, до самой последней косточки!
