Развел Клим руками и признался:
— Да, видно, мы сплоховали! Все, кажется, привезли в лагерь, а мешочек один забыли!
— Какой? — быстро спросил Фимка.
И Димка уставился на Клима. Даже Богдан заинтересовался.
— С опасностями.
Мальчишки засмеялись. Улучив момент, Клим неожиданным вопросом застал Богдана врасплох:
— А тебе в твоей жизни тоже, наверно, опасности не хватало?
— Мне? — нахмурился Богдан. — Им бы столько! — он зло кивнул на Фимку и Димку. — Сразу б досыта наелись!.. Герои выискались!
Почему разозлился Богдан на Фимку с Димкой, было непонятно. Но они предпочли промолчать: им еще предстояло целую ночь дежурить с Богданом. Промолчал и Клим, напрасно надеясь, что Богдан разговорится. Прошло у него желание поболтать с комиссаром.
Костер догорал. Богдан покосился на Димку, и тот торопливо подбросил новую охапку хвороста. Потрескивая, перепрыгивая с сучка на сучок, ожил притухший было огонь.
Клим чувствовал — больше ничего не услышит от ребят. Но и то, что было сказано, оставалось загадкой. Проверяя себя, он исподтишка оглядел Фимку и Димку, их обычные заурядные мальчишеские лица. И по характеру эти двое не были сорвиголовами. Воровство и все рассуждения про риск и опасность — всего лишь самообман. Им хочется сделать что-то необычное, удивительное, но что? Они ищут и не находят, потому что трудно удивить людей чем-то полезным. Легче совершить необычное в чем-то плохом.
Так думал Клим, но и сам видел, что в его рассуждениях много натяжек. А к Богдану такие умозаключения и вовсе не подходили. Судя по двум-трем репликам, его не увлекала ложная романтика риска. Где же причина падения этих мальчишек? Что нужно делать, чтобы они не повторили ошибок? На ум приходили избитые истины. Но Клим был убежден, что еще ни один школьный лентяй, услышав старый афоризм: «Ученье — свет, а неученье — тьма», не превратился в прилежного ученика.
— Скажите-ка мне, — Клим встал, собираясь уходить, — как, по-вашему, каким в идеале должен быть человек?
— Умным, — не задумываясь, ответил Фимка.
— И чтоб все умел, — прибавил Димка.
Приблизительно такого ответа и ждал от них Клим. Но не для них задал он этот вопрос, а для Богдана, который сидел, как на скучном уроке, и притворно позевывал. Потянувшись, он лениво уточнил:
— Как прикажете отвечать: по новой Конституции или по другим источникам?
Клим задумался. Он будто и не уловил иронии, будто вполне серьезно принял вопрос и перебирал в памяти книги и документы, в которых говорится, каким должен быть человек.
— По Конституции, — наконец выбрал он.
— Не буду отбивать ваш хлеб. — Богдан снова зевнул. — Вы это лучше растолкуете.
— Растолкую! — согласился Клим. — Человек должен быть счастливым.
Непривычное для подобных разговоров слово поразило Богдана. Ирония исчезла из глаз, он перестал зевать и взглянул на комиссара так, словно видел его впервые. И Клим угадал, что сейчас самое время еще раз попытаться вызвать Богдана на откровенность.
— Ты был счастлив? — спросил он. — Ну хоть тогда, когда снял с себя все запреты и делал все что хотел.
— Не знаю! — после долгого молчания произнес Богдан. — Был, наверно, только.
И опять он долго молчал, вглядываясь в самое пекло костра. И если бы не темный лес вокруг, не этот располагающий к задушевности огонь, не комиссар — такой необычный, ненавязчивый, Богдан так ничего бы и не сказал больше. Но Клим ждал — терпеливо, участливо, и Богдан продолжил свою фразу:
— Только не тогда. Тогда мираж был.
Клим высоко оценил скупое признание Богдана и растроганно протянул ему руку.
— Спасибо!.. Больше вопросов не имею. Спокойной вам ночи, ребята!
— Подождите! — Богдан взял фанеру с шаржем, потер ее рукавом и протянул комиссару. — Передайте подполковнику от нас… от Третьей Тропы.
Когда комиссар, забрав подарок, отошел от костра, зашуршал брезент — и из палатки высунулась голова Гришки Распути.
— Сафоновка далеко? — громко спросил он, ни к кому не обращаясь, но Клим догадался, что вопрос относится к нему.
— Сафоновка? — он оглянулся. — Есть какая-то Сафоновка — километров семь отсюда… А тебе зачем?
— Так.
Гришкина голова убралась в палатку, а Клим, подождав еще немного, пошел к штабу.
