— А ведь он последние деньги выложил! — вспомнил Фимка.
— Теперь без курева насидится! — подхватил Димка.
— Ищет нас там, у гастронома! — сочувственно произнес Вовка. — Ему без нас возвращаться в лагерь нельзя. Дробовой живьем его проглотит!
Богдан понимал, что все это говорится ему, что мальчишки ждут не дождутся, когда он поведет их назад — к гастроному или даже в лагерь. Да он и сам уже вдоволь набегался по лесу.
— И Славке Мощагину всыплют! — добавил Вовка и почувствовал, что болтнул лишнее: Славку вспоминать не следовало.
— Лично меня это не колышет! — вновь ощетинился Богдан. — А для Микропоры могу и вернуться. Собирайте магнитофон — и пойдем.
Пока Фимка с Димкой возились с магнитофоном, пока мальчишки, разделив конфеты, выбрались из леса на дорогу, прошло минут двадцать.
Гастроном уже закрылся и не сиял яркими огнями. Сержанта Кульбеды не было ни у магазина, ни на автобусной остановке. Над дорогой одиноко висела почти полная луна, да на берегу реки у причала горели фонари.
— Что теперь? — вырвалось у Вовки, который уже давно ругал себя последними словами за то, что увязался за Богданом. — Я даже не знаю, в какой стороне наш лагерь!
— То ты, а то я! — оборвал его Богдан. — Разницу улавливаешь?
Он ориентировался неплохо, хотя лесом и ему не удалось бы выйти к лагерю. Но рядом была река, и Богдан знал, что где-то слева в нее впадает лагерная речка. Ничего не объясняя, он зашагал вниз по асфальтовой дороге, ведущей к пристани. Мальчишки пошли за ним. Его уверенность успокоила их.
Два фонаря освещали узкие сходни, соединявшие с берегом плавучий, похожий на паром причал. На перилах висели спасательные круги. Под одним фонарем белело расписание пассажирских пароходов, под другим — какое-то объявление на фанерном щите.
Мальчишки подошли поближе.
Над двумя портретами бритоголовых мужчин чернела настораживающая надпись: «Их разыскивает милиция». Под каждой фотографией был напечатан короткий текст с указанием фамилии, имени, отчества и особых примет. Специально оговаривалось, что преступники вооружены пистолетами.
— Ничего лбы! — тоном знатока произнес Богдан. — Не фраеры желторотые! Что-то грабанули стоящее! В законе ходят!
— Как это в законе? — не понял Вовка.
Богдан презрительно повел плечами, хотя и сам не точно понимал некоторые словечки, которыми старался поразить мальчишек. Воровского жаргона он не знал и часто придумывал какое-нибудь выражение, выдавая его за «блатную музыку».
— Не пустые гуляют! — продолжал он. — С игрушкой и поросятами. Такие и на мокруху пойдут без кашля.
Этим он хотел сказать, что у преступников есть оружие, патроны и что они могут убить без колебаний.
Мальчишки опять не все поняли, но никто не захотел переспрашивать. Им бы поскорей к лагерю, подальше от этих пугающих портретов, от реки, от которой вдруг повеяло холодом. Но Богдан не торопился. Что-то веселое пришло ему в голову. Он подмигнул преступникам и повернулся к Вовке:
— Карточки целы?.. Вынимай!
Вовка вытащил из-под рубашки фотографии. Богдан нашел в пачке портрет капитана Дробового, смазал оборотную сторону карточки конфетой и пришлепнул поверх одного из преступников.
— Хорошо!
Мальчишки заулыбались. Забавно было видеть капитана Дробового под извещением о том, что его разыскивает милиция.
— Такой же бритый! — хохотнул Богдан, довольный своей выдумкой, и вытащил из пачки вторую карточку — фотографию Клима с перекошенным лицом и пятерней, вцепившейся в бороду. Вовка подумал было вступиться за комиссара. Но опять шевельнулась в нем прежняя обида. По чьей вине остался он без палатки? Из-за кого торчит здесь ночью, вместо того чтобы спокойно спать в лагере? Богдан приклеил Клима поверх второго преступника и, отступив на шаг, полюбовался на свою работу.
— Эти даже лучше смотрятся!
Капитан Дробовой — бритоголовый, насупленный — вполне мог сойти за разыскиваемого милицией. А Клим — тот выглядел таким заправским бандитом, каких обычно изображают на сцене не очень опытные актеры.
В самый последний момент, когда мальчишки уже отходили от доски, Вовка все-таки сказал неуверенно:
— Может, снимем комиссара?.. Он, по-моему, не вредный, свойский.
