Клим подошел к окну, взглянул на термометр, прикрепленный к раме.
— Как в бане — двадцать один! Не простудятся… Дождь пройдет — опять костер разожгут!
Сюда, к этому открытому окну, и подбежал Забудкин. Мокрые волосы прилипли ко лбу, с острого носа стекала струйка, губы были перекошены.
— За что-о-о? — горестно завопил он, ударяя в грудь кулачком. — Лучше обратно — в секту!.. Я в газету напишу!
Клим подхватил его под мышки и втянул в комнату.
— В палатку, выходит, тебя не пустили?
— Как же! Пустит он! — прохныкал Забудкин. — Он хуже старосты в секте!.. И про него напишу — как он чуть не умертвил меня в палатке!.. И на райком пожалуюсь! Про всех напишу — в «Правду»!
Выложив эту главную угрозу, Забудкин рыскнул глазами по лицам мужчин — проверил, подействовало или нет.
— Это в секте тебя кляузничать научили? — неприязненно спросил Дробовой. — Где остальные, которые у костра сидели?
— Какое мне дело! — Забудкин вытащил из брюк подол рубашки и стал вытирать мокрое лицо. — Жив еле!.. Грудь сжало! — Он усиленно задышал и схватился за живот. — И тут все время ноет! Рак, наверно!.. Когда умру — в лесу не хороните… И креста не надо — хочу погибнуть атеистом!
— Клим Петрович! Отведите его туда, — Клекотов поднял глаза к потолку. — Пусть там пока живет.
— На чердаке? — взвизгнул Забудкин.
— Там хоть и чердак, а как в гостинице, — успокаивающе объяснил Клим. — Специально для гостей оборудовано.
Он повел Забудкина к двери, а Дробовой вынул платок и долго брезгливо оттирал пальцы, хотя и не дотронулся до мальчишки.
— Фу к-какой!..
Ливень начал утихать. Капли помельчали, но небо не прояснялось.
Дробовой вернулся к столу, а Клекотов остался у окна. Он ждал, когда снова загорится костер. Огонь на просеке не появлялся.
— Спички, может быть, намокли, — вслух подумал подполковник.
— Спички им вообще не положены, — напомнил Дробовой. — У кого нашли, отобрали еще в городе.
— Значит, не у всех нашли — костер-то горел!.. А теперь размокли — не зажигаются! — огорченно произнес Клекотов. — В золе бы хоть покопались, — посоветовал он, будто ребята могли услышать. — Глядишь — и нашли бы уголек! Горе-мученики!
— Могу сходить, — предложил Дробовой, — снабдить их спичками.
Клекотов круто повернулся к нему.
— Я не ослышался?
Капитан досадливо потер свой голый череп.
— Что вы так смотрите?.. Я если и спорю с вами, так только по поводу методов, а не по существу. Мне не меньше вашего добра им хочется. Мне их простуда — как собственная болячка.
— Вы меня обрадовали! — Клекотов улыбнулся широко, с каким-то внутренним облегчением. — А ходить к ним, я думаю, все-таки не надо. Во-первых, двадцать один тепла. Я бы своему внуку разрешил босиком по лужам побегать… Во-вторых, там сержант, командир взвода и командир отделения. Придумают что-нибудь.
Богдан, Фимка, Димка и Вовка Самоварик все еще сидели под деревьями. Мальчишки молчали. Настроение у них было самое скверное. Снова разжигать костер никому не хотелось, потому что и земля, и трава вокруг намокли. Под деревьями хоть сухо — можно сидеть, поджав ноги. Но сколько так просидишь? Не всю же ночь! А если опять дождь? Дерево не палатка.
— Влипли! — произнес Вовка и посмотрел на Богдана.
— Ты ничего не придумал? — спросил Фимка у Димки.
— Не-а! — отозвался тот.
Оба они тоже посмотрели на Богдана.
Он чувствовал эти взгляды и понимал, что они означают: ты — главный, тебе и находить выход! Но сейчас такие взгляды не льстили его самолюбию. Глухое озлобление разгоралось в нем. Особенно раздражали его палатки, казавшиеся удивительно удобными и надежными. В палатке Сергея Лагутина раздавались веселые голоса.
Из палатки Кульбеды и Славки Мощагина не долетало ни звука. Сержант в начале ливня выбежал на просеку, прикрыл брезентом нераспакованное оборудование последней, так и не поставленной палатки. Возвращаясь, он не взглянул на спрятавшихся под деревьями мальчишек и старательно, наглухо задернул полог. С тех пор в палатке — ни голоса, ни движения. Будто оба — и сержант, и командир взвода — заснули.
— Товарищ командир! — долетел до Богдана голос Шурупа. — А можно не ждать отбоя? Охота придавить подушку.