— Мы вечером итоги подведем, — нашелся парторг.
— Я могу рассчитывать вечером на эти две машины?
— Да.
— Хрена там! Не пущу, пока я военпред!
— Всеволод Георгиевич! Что вы такое говорите! — взбеленился парторг. — Вы хотите сорвать план?
— Эти изделия и еще несколько – небоеспособны! И протолкнуть их в части я вам не дам!
— Вы специально тут комедию разыгрываете перед товарищем из Москвы? Из личных побуждений? На меня и на товарища Зальцмана клеветать хотите?
— Это не танки!
— А что же? Вы в своем уме?
— Пока это куча запчастей! Вернее, две кучи! И еще четыре где-то по территории разогнаны или скорее растянуты!
— Клевета! Товарищ майор, арестуйте его!
— Да пошел бы ты! Слышь, майор, эти машины надо переделывать.
— Вы давно на заводе, полковник? — вступил я в разговор.
— Неделю. — Сколько забраковали?
— Семь! Из них три все-таки доделали. А тот, в который ты лазил, еще не предъявляли.
— Вы сговаривайтесь, а я – в особый отдел! Там на вас найдут управу! — выбегая, прокричал парторг.
— Сука! — прокомментировал военпред.
— Слушай, — посчитал в голове я, — один лишний на территории… получается.
— Двойка. Давно стоит, с мая. Торсионы лопнули. Четыре передних – точно. Подозреваю, один из третьей пары, но проверить не получается – ни людей, ни времени.
— А поменять? — В конце смены все толковые уже уставшие страшно, а этот деятель каждый день всякие собрания устраивает. Хорошо цехов много – больше двух в день не успевает обработать. В среднем раз, иногда два, на цех за неделю приходится. Вместо лишних двух-трех часов отдыха.
— Не боишься рассказывать, Всеволод Георгиевич?
— Дальше фронта не пошлют, меньше танка не дадут. Одно плохо – найдется согласный на замену – брака в войска больше пойдет…
В курилку начали входить рабочие. Народ молча смотрел на нас.
— Хреново работаете, товарищи… Брака до морковкиной матери… — сплюнул я.
— Но мы стараемся! — неуверенно сказал кто-то.
— Я бы даже спросил: не на немцев ли работаете? Почему в Харькове и Сталинграде каждый день новый танк хоть чуть-чуть, но лучше вчерашнего? А на тягаче вон даже отопление кабины смастерили!
— Мы тут говорили о производстве, но если это не касается количества, никто даже слушать не пытается. Говорят «нарушение технологии». Зато, если есть возможность отчитаться о перевыполнении плана, — тут же внедряют, даже не проверив, — высказался Печкин.
— Товарищ майор, возьмите меня добровольцем!
— Вот товарищ Печкин собирается на фронт, а с ним наверняка еще кто-то… А теперь давайте посмотрим. Как танкист или пехотинец, вы, товарищ Печкин, равноценны любому другому, ну пусть почти равноценны. А вот придет на ваше место тетя Глаша из беженцев и на место Васи со сборки КПП, и на место Коли с моторного производства, и что будет? Выпуск танков вообще ляжет? А вы на фронте с голым пузом и гранатой на двоих, в составе танкового батальона из трех Т-26 во встречный танковый бой пойдете? И толку? Вы сейчас здесь нужнее! И здесь вы больше немцев убиваете, чем если бы в окопе сидели или в прицел танка смотрели! Вы меня понимаете? Любой побег на фронт с вашего завода – это хуже дезертирства! Вы лучше думайте, как танк лучше сделать, хоть чуть-чуть. К вам будут прислушиваться, это я гарантирую!
— Хотелось бы, товарищ майор.
— Давайте так, — вступил в разговор военпред, — все предложения ко мне, я постараюсь их донести до КБ и технологов, а Александр Александрович сделает так, что нас будут слушать, и все наработки просчитают, и если они на пользу – будем внедрять!
Народ загомонил, соглашаясь, и стал расходиться. Всеволод Георгиевич пригласил меня в свой кабинет, где мы подробно составили доклад о положении на заводе. Напечатали его в трех экземплярах, один отправили в Смольный, другой на аэродром группы Преображенского, третий на имя наркома Малышева. С Преображенским договорились заранее, что он при первой возможности будет переправлять мою корреспонденцию в Москву, где ее встретит лично Старчук.
После составления доклада к директору я не пошел, а сразу направился на проходные. Оксана как раз прогревала двигатель «эмки». Дальше мы поехали на завод «Большевик», мне более известный как № 184. Настроение моего водителя улучшилось. За руль я не полез, предоставив ей полную свободу действий. Правда, предложил не торопиться. Видимо, волнение она все-таки поборола, и ошибок она делала гораздо меньше.
