Аркаша остановился. Собаки двинулись быстрее. Аркаша попятился и наступил в лужу. Холодная вода замочила обе ноги. Псы были уже совсем рядом. Лохматый, с телячьей головой, заворчал. Аркаша развернулся, понимая, что бежать бесполезно. Успел уловить метнувшуюся сзади тень. И уж было рванул, что есть мочи… но нелепо поскользнулся, разбрызгивая разъехавшимися ногами ошмётки грязи. Руки пошли в отчаянный мах, и в это мгновение лохматая собака настигла его пальцы.
Сердце Аркаши рванулось из груди. Он, зажмурив глаза, полетел на дорогу спиной. При этом отмечая, что собака – чёрт её побери! – всего лишь лизнула его!
Тараськин успел прижать подбородок к груди. Поэтому падение с физической точки зрения оказалось благополучным. Затылок от удара он уберёг. Что ж касается эстетики… Ну, со стороны, может, смотрелось и красиво, но ощущение от затекающей за шиворот лужи было отвратительным. А ниже пояса вообще казалось, что он обделался ледяным дерьмом.
– Красота, – проговорил Аркаша, и лохматый пёс лизнул его в нос.
Только Тараськин выбрался на городские улицы, и тут же возле него возник милицейский УАЗик.
– С работы иду, – ответил вопрошающим милиционерам Аркаша.
– В прачечную? Из замарачечной? – усмехались милиционеры. – Бухой?
– Нет, – ответил Аркаша.
– А что весь грязный-то такой? Документы…
– Так в лужу упал, – сказал Аркаша, доставая паспорт.
Милиционер открыл документ и буркнул:
– Угу, гражданин Тараськин в луже купается – быть дождю… Проедем в отделение.
– Это зачем? – спросил Аркаша.
– Для выяснения личности, – ответил милиционер, забравший паспорт.
А второй спросил у Аркаши:
– Наркоман?
В отделении Тараськина отвели в кабинет, где велели выложить всё из карманов. И, как только он это сделал, в дверях появился какой-то лейтенант, радостно объявивший:
– Началось.
Аркашу тут же вывели из кабинета и отвели в курилку, сказав:
– Жди, кури, только стены не обтирай. А то мыть за собой будешь.
Аркаша был некурящим. Да и коль курил бы, все равно всё содержимое карманов осталось в кабинете. В общем, оставалось только не обтирать стены да ждать. А когда ему это надоело, он, пройдя по пустынному коридору, постучался в дверь кабинета, из которого его вывели. Дверь оказалась заперта. Аркаша вернулся в курилку – ждать. Затем вновь прошёлся по коридору. Увидел приоткрытую дверь. Заглянул. Сидящий за столом мужчина в штатском, лишь на секунду оторвав глаза от бумаг, сказал:
– Ждите, вас позовут.
И Аркаша ждал дальше. Часов в одиннадцать вечера он спустился на первый этаж к дежурному.
– Ждите, вас позовут, – сказал и тот.
Позвали Аркашу в первом часу ночи. И уж в час, сфотографированный, со снятыми отпечатками пальцев, Тараськин был отпущен на все четыре стороны. Начало чего объявил тот лейтенант, Тараськин так и не понял.
3
После увольнения Аркашки терпение Ольги иссякло.
– Нам надо пожить отдельно… какое-то время, – сказала она. – Каждый наедине с собою. Всё хорошенько обдумаем. Вместе у нас как-то не выходит.
– Вместе хорошо на ассамблее всё обдумывают делегаты, – хлопал наивными глазами Аркаша. – У них кресла одноместные. А у нас – кровать здоровенная, чего тут обдумывать-то.
Аркаша попытался ухватить жену за талию, но та, шлёпнув его по рукам, сказала:
– Поэтому-то нам и надо пожить отдельно. Я еду к маме.
Собрав вещи, Ольга поцеловала Тараськина в щёку и, пообещав позвонить, ушла.
«Да-а, – вздохнул Аркаша. – Похоже, нездоровая ерунда выходит с этой Звездой…»
Время уж к ночи шло, а сосед за стеной, Серёга, какого-то чёрта врубил музыку. Он был старше Аркаши на девять лет. Отношения их были добрососедскими. Жил тот тихо-мирно, с женой и трёхлетним сыном. И то, что он в 23:30 давал стране угля, было событием нетипичным.
«Донбасс за стеной! Очень кстати…» – подумал Аркаша, и отправился к соседу.
– Я на кочерге, – улыбаясь во все зубы, заявил Серёга, открыв дверь. – Заходи.
– А я слышу, уголь раздают, – сказал Аркаша, проходя в квартиру соседа.
– Какой уголь? – приподнял бровь Серёга. – А-а, ты о кочерге! Да-да, сейчас и тебе угольку отколупну.
– «Джин-тоника» я б сейчас выпил, – сказал Аркаша.
