Па-ма познакомил нас со своей охрипшей подругой, которая действительно, училась в педухе, а звали её… То ли Лиза, то ли Оля… какая разница, я никогда не запоминаю имён! Вот, если б фамилию, то конечно. Допустим: знакомьтесь, это моя подруга Цетхен… Н у, да ладно! В общем, буду звать её Лизой.
Мы вчетвером уселись за кухонным столом. Н у, что ж, пиво разлито – выпили. Я так – полкружки. Затем принялся за рыбу и все последовали моему примеру. Ели-грызли с величайшим наслаждением, Иннокентий даже, время от времени, в приливе наслаждения, закатывал глаза к потолку и блаженно посапывал. Когда мы выпили по первой бутылке и вытерли руки после жирной рыбы, начался ритуал курения. Лиза в нём всё же участия не приняла. Неужели не курит?
Стали болтать о том, о сём, не придерживаясь конкретной темы, как зачастую и бывает. Начали с пареной репы, а закончили, точнее, плавно вышли, к никатинами-дадениндинуклеотидфосфату. Как так? Легко. Заговорили между собой о вчерашнем. Лиза, заскучав, стала рассматривать плиту. Па-ма, заметив это, сказал ей:
– Кончай плиту гипнотизировать. А то ещё внушишь ей, что она – холодильник, как потом еду готовить?
– А какую еду ты любишь готовить? – поинтересовалась Лиза.
– Ну, обычно репу парю, – сознался Па-ма.
– Вот! – воскликнул я. – Всё встало на свои места. А то думаю: откуда в коридоре у него лосиные рога.
– Рога? – не поняла Лиза. – Причём тут рога?
– Ну, конечно, – решил я объяснить теперь уже очевидное для меня. – Репа у лося с рогами, в духовку не влезала, вот Па-ма их и спилил. Ловкач: и репу запарил и вешалку смастерил.
– А куда дел тушку? – заинтересовался Иннокентий. – У лосей должны быть приличные тушки.
– Конечно, должны быть приличные, – вздохнул Па-ма. – А мне попалась хамская. Я её выгнал.
– Это в такую-то погоду? – удивился Иннокентий.
– А чё ему сделается, обезбашенному, – справедливо рассудил Па-ма.
Мне показалось, что Лиза уже сожалеет о том, что неосторожно задала этот вопрос. ОНА ЖЕ ЗАДАЛА СЛЕДУЮЩИЙ. И девушка поторопилась задать следующий. Безобидный.
– Что за «L&M» вы курите?
– Да уж понятно, не голландский табак, – сказал я. – Гаражка какая-то…
– Это потому, что в гараже выращивают? – опять спросила Лиза.
– Да, – ответил Иннокентий. – В одном выращивают, в другом забивают.
– Причём, в каждую сигарету отвешивают ровно по два процента алкалоида! – Блеснул я познаниями.
– Ох, ты, слово-то он какое сложное знает! – сказал Па-ма голосом удивлённого и вдруг возгордившегося за своего туповатого сына отца. А затем мечтательно проговорил, словно пробуя слово на вкус: – Ал-ка-а-лоид.
– Нравится? – довольно спросил я. – Есть покруче – никотинамидадениндинуклеотидфосфат.
– Да-а, ребята, – задумчиво проговорила Лиза хриплым голосом. – А о чём вы разговариваете, когда курнёте?
«Курнёте?! – подумал я. – Вот так Барби.… Врет, поди, что простудилась!»
– Ха, – усмехнулся Па-ма, пожав плечами. – А всё о том же, ничего не меняется.
После молча встал и вышел из кухни. Сигареты мы докурили, и я решил достать из холодильника ещё по бутылочке.
– Не спеши открывать, – сказал мне Иннокентий, когда я поставил их на стол. Я вопросительно приподнял бровь.
– Не спеши, – повторил он.
И тут на кухню вернулся Па-ма, сияющий, как солнышко. Перед собой он держал чрезмерно длинную папиросу.
– Па-ма! Ты – мой герой! – радостно воскликнул Иннокентий. А ведь он знал или, по крайней мере, догадывался. Недаром тормознул меня с пивом.
– Знаешь, чем старика потешить, – сказал я степенно.
– Чего это? – удивлённо спросила Лиза, когда Па-ма оказался возле неё, подойдя к своему месту.
«Что за дела, деточка? – думал я – То ты произносишь вслух этот страшный глагол «курнёте», то спрашиваешь, что это».
– Ты же хотела узнать, о чём мы разговариваем, – присаживаясь, сказал Па-ма, – время от времени.
Затем, взяв со стола зажигалку, он, таинственно улыбнувшись, предупредил:
– Затыкайте уши, взрываю.
Лиза забегала глазками по кухне, словно ища место для укрытия.
Па-ма чиркнул колёсиком по кремню, высекая искру, от которой должно возгореться пламя. Но пламени не возникло. В зажигалке закончился газ.
