«Дз-з-з-инь!»
Ох, до чего же противный звонок у Па-мы. Лучше уж барабанить в дверь, чем слышать этот мерзкий «дз-з-з-инь», проникающий в мозг и, должно быть, постепенно разрушающий мозжечок.
– Ты не знаешь, как у Па-мы обстоят дела с мозжечком? – спросил я Иннокентия.
Тот удивлённо посмотрел на меня, затем, покосившись на битком набитый пакет, который он прижимал к груди, сказал:
– А на что приобретено, по-твоему, всё это? Я только что заложил его в магазине.
– Как же он теперь, без мозжечка-то?
– Ф-ф, – фыркнул Иннокентий, закатив глаза и продолжая удивляться моей наивности. – А как полгорода вообще без мозгу живут?
– Полгорода… – проговорил я. – Слушай! Теперь, когда будем выкупать мозжечок обратно, главное его ни с чьим другим не перепутать, а то прикинь, достанется от Коли-партизана.
– Не-е, не перепутаешь! У Коли там сухарик ржаной.
Дверь нам открывать не спешили.
– С тётенькой, чтоли, чудит? – проговорил Иннокентий.
– Ага, показывает, как он пальцами на ногах фиги крутить умеет.
Так как руки мои были заняты ценнейшим грузом, я не решился рисковать и звонить, держа его одной рукой. В нетерпении слегка стукнул ногой в дверь и проголосил:
– Эй, на барже! – после чего послышались приближающиеся шаги. Наконец, дверь распахнулась, и перед нами возник Па-ма в расстёгнутой рубахе. Он сходу накинулся на Иннокентия:
– Тебя только за смертью посылать! Ты чё! На пивзавод ездил? Или вы вдвоём, наслаждаясь погодой, решили малость погулять?
Мы переглянулись.
– Погода… – проговорил я.
– Мозжечок! – кивнул мне головой Иннокентий. А, зайдя в коридор, мы забушевали.
– Прощелыга! Ты хоть в окно сегодня глядел? Там трактора сдувает. Мы собственными глазами видели, как кошка звуковой барьер преодолела. Летит себе по ветру, вдруг – шквал. И только её «мяу» тут, а сама – уже в Кандалакше. А ты здесь окопался, крыса тыловая. Встать!
Па-ма, который и не думал садиться, преспокойно забрал пакет из моих рук и, не обращая на нас никакого внимания, потащил его на кухню.
– Трепещи, прахоподобный! Щас мы тебе хвост отрубим!
Но наши возгласы тонули в его безразличии. Мы услышали позвякивание бутылок из разгребаемого на кухне пакета. Тогда, умолкнув и раздевшись, мы направились со второй поклажей за ним. В этот момент раскрылась дверь в комнату и нам навстречу вышла та самая тётенька.
Миниатюрная, одетая в чёрную водолазку и джинсы, плотно обтягивающие то, что им и положено плотно обтягивать. Сама – коротко стриженая блондинка с большими, голубыми, доверчивыми глазами, коими и хлопала неустанно. Обладательницы таких глаз верят в Дедов Морозов. И уж совершенно точно – в сказочных принцев и группу «Иванушки». Переживают за судьбы героев молодёжных сериалов, ложатся спать вместе со своей любимой куклой Барби и никогда в жизни, – даже страшно подумать, не пробовали курить, не говоря уже об употреблении алкоголя.
– Здравствуй… – у меня чуть не вырвалось – «деточка». Вот так учительница!
– Здравствуй! – прохрипела она неожиданно брутальным голосом и улыбнулась.
Я даже в сторону отпрянул, до смерти перепугавшись. Ох-х-х, «деточка», нужно бережней относиться к людям с похмелья!
Улыбка её несколько поблекла, став какой-то неуверенной.
– Я немного простудилась, – оправдываясь, хрипло проговорила она.
Поздно. Кукла Барби, сказочный принц и Дед Мороз уже полетели к чёртовой матери, чтобы никогда уже оттуда не вернуться. Я посмотрел на выпирающие из-под наспех одетой и плохо заправленной водолазки соски, на плотно обтягивающие то, что им и положено обтягивать джинсы, и вернулся в реальный мир, где существуют пиво, рыба и кореша.
Иннокентий уже отнёс свой пакет и успел присосаться к только что открытой бутылке.
– Поспешим, нельзя терять ни секунды, пиво в опасности, – быстро проговорил я и ринулся на кухню. На столе уже было всё необходимое: пару пачек «L&M» и пепельница, два нарезанных, жирных и икристых ерша (когда только успели!), чайные кружки и четыре открытых, но пока ещё полных, за исключением Иннокентьевой, бутылок «Невского». Остальные двенадцать нашли своё, весьма временное, пристанище в холодильнике.
