Тогда, в семидесятые я еще не осмеливалась произнести слово «Бог». Позже, когда к религии стали относиться терпимее, смогла сказать вслух, да, меня создал Бог. Он даровал мне жизнь и поручил определенную миссию, которую я обязана выполнить в течение жизни, начало и конец которой он будет определять без моей помощи.
Не только мне, каждому человеку дается своя миссия. И за её выполнение человек отвечает только перед Богом. И ни один человек не имеет права убивать себе подобного ни морально, ни физически. И точно также не имеет права убивать себя самого.
Когда в 20 лет я собралась покончить с собой, то не думала ни о Боге, ни о грехе самоубийства. После приговора врачихи Тамары Федоровны, для беседы с которой я взяла тетрадь со стихами, я думала о другом. О том, что Сергей Есенин, Владимир Маяковский и Марина Цветаева ушли из жизни добровольно. А поэт Иосиф Уткин оправдывал самоубийство:
Есть ужас бездорожья,
И в нем – конец коню!
И я тебя, Сережа,
Ни капли не виню.
Бунтующий и шалый,
Ты выкипел до дна.
Кому нужны бокалы,
Бокалы без вина?..
Кипит, цветет отчизна,
Но ты не можешь петь!
А кроме права жизни,
Есть право умереть.
Мне казалось, что ужас бездорожья даёт мне право умереть… Если такой выход из беспросветности нашли великие и нужные человечеству люди, то никчемная и никому не нужная я и подавно могу это сделать…
Какое счастье, что мои попытки лишить себя жизни провалились! И подтвердили моё право на колясочную жизнь, совершенно не похожую на жизнь здоровых прямоходящих людей.
Ещё я поняла, что общество не должно изолировать меня, запирать, прятать за забором. Я не преступник, не несу никакой опасности, не причиняю никакого вреда. И имею право на появление в обществе, а не только на четыре казенных стенах. А кто не может без содрогания смотреть на парализованного инвалида в коляске – пусть не смотрит! Но если Бог создает таких, как я, значит, нас надо принимать, и пусть здоровые-ходячие свыкнутся с нами и нашим присутствием в общем жизненном пространстве.
Переселение в «слабый» корпус
Снова возвращаюсь в мое самое трудное время, когда не хотелось жить и не получилось умереть. Лучшие молодые годы прошли как один тяжелый ненастный безрадостный день.
Я еще раз попыталась поговорить с врачом, но та отказалась меня принять, пояснив:
– Я эту больную знаю, ей бессмысленно что-либо назначать, все равно ничего не поможет!
Эти слова мне передала медсестра, и даже в ее широко распахнутых глазах я прочитала неприятие этих ужасных слов. Мой мозг тоже отказывался их принимать и понимать…
* * *
Тетя Маруся уехала в гости к своей найденной через Красный Крест дочери, и уже не вернулась. С тетей Марусей я прожила в одной палате с 1974 года по 1979 год, и она постоянно и бережно ухаживала за мною. А теперь ухаживали, кто придется, то одна проживающая поухаживает, то другая.
Однажды ко мне подошла новая сестра-хозяйка из «слабого» корпуса. Поначалу она работала няней у нас, затем ее перевели в тот корпус.
– Тома, может, ты пойдешь к нам? – предложила она. – Я организовала отдельную палату для молодых девчат, таких как ты, тебе там будет веселее. Ты любишь читать, но читать можно и у нас, тебе не будут мешать.
Читала я много. По палатам «ходили» газеты и журналы, выписываемые администрацией и приносимые из дома сотрудниками. Имелась своя библиотека, оставшаяся от дома престарелых и инвалидов, находившегося здесь раньше. Кроме этого, книги приносили из дома сотрудники и родичи проживающих, а также присылали в подарок «с воли». Правда, та же беда, что и в Бачатском детдоме: книги, в основном, художественные. А мне нужны книги не только для чтения, но и для занятий, я же пыталась сама пройти школьную программу.
Я призадумалась над предложением сестры-хозяйки. Вспомнила свой первый страшный день в Прокопьевском ПНИ – как раз в «слабом» корпусе… И засомневалась насчет того, что мне не будут мешать читать и заниматься, ведь крикунов и буйных ведь не остановишь и не уговоришь. Но оставаться в моем нынешнем корпусе без Маруси не было никакой возможности. Все вокруг недужные, немощные. Персонал не справляется, один день меня накормят, а на следующий не найдется кому, и оставят голодной. Поблагодарила сестру-хозяйку за заботу, но сразу согласия не дала – взяла время на размышление. Вечером в нашу палату зашла медсестра Галина Николаевна. Я рассказала про разговор с сестрой-хозяйкой.
