«Ты можешь отдать мне свой фонарь?»
«Прими.»
«Благодарю тебя, отшельник.»
«Будешь искать Человека?»
«Видимо, да…»
Мир раскололся, объятый молниями. Глеб открыл глаза. Огромный человек, воздев кулаки к небу, орал проклятия. Из последних сил, перекатившись на бок, Глеб изогнулся и посмотрел вперед. Там, на границе видимого, возвышались стены и башни. И – белые струйки пламени вились над ними, поднимаясь все выше, выше…
Был какой-то провал, потому что Глеб буквально в следующую секунду стоял, обхватив руками шеи своих спутников, и все они вместе смотрели, не отрываясь, как тают и падают внутрь себя истонченные огнем башни. Быстро темнело вокруг, языки огня становились багровы. Будто кто-то проснулся и заворочался в теле Глеба – пальцы судорожно сжались, руки напряглись, изогнулось туловище… Боль была дикая – но где-то в другом теле.
Прежде чем окончательно исчезнуть, сознание отметило запах мокрой травы и ледяное прикосновение ветра ко лбу – и, проваливаясь в черный колодец беспамятства, он понял, что сумел, наконец, вернуться.
Он удержался и не упал, не покатился кубарем, а каким-то чавкающим рикошетом, не задерживаясь, слетел – с камня на камень, и еще, и еще – вниз, к воде, перепорхнул на другой берег и успел, успел, успел! – исчезнуть за деревьями, и пущенная вдогонку очередь гулко, как в бочку, ударила в дубовый ствол. Теперь все, теперь не догнать… Легкие жгло огнем.
Потом была еще одна минута настоящего страха – когда бежал по открытому месту к вертолету. Ротор крутился, Демченко махал рукой, а прапор за пулеметом зорко всматривался во что-то там, за спиной, за открытой беззащитной мягкой огромной спиной… Его втянули в дверь, и вертолет тут же прыгнул вверх и завалился, а пулеметчик дал длину, на пол-ленты, очередь… Зацепило, товарищ майор? – второй прапор, Костя, помог Турову сесть. Херня, в мякоть. Разрезали рукав. Прошило подмышку. Костя перевязывал, Туров кряхтел. Засада? – перекрикивая турбины, крикнул Демченко. Или что? Это наши, крикнул Туров в ответ. У Кости побелело лицо. Нас предали, ребята! – Туров вдруг понял, что его трясет. Нас начисто предали!..
Лес визу сменился полями. Красно-желто-зеленое лоскутное одеяло, накинутое на оглаженные холмы.
Хвостатая тень дракона…
Когда проехали мили три, Лев вдруг остановил пони и долго сидел молча и неподвижно. Начинался четвертый час ночи; небо справа становилось полупрозрачным. Светлана ждала.
Слева сонно дышал лес. Ворохнулась большая птица, упала отяжелевшая шишка, заскрипел от старости ствол. Совсем далеко хохотнула сова. Потом – закричал пронзенный когтями зверек. Испугавшись, лес замер. Смерть бродила на мягких лапах.
Потом Лев тронул поводья, и пони потрусил дальше. Дорога едва угадывалась впереди.
– Хотел вернуться? – спустя какое-то время – уже светало – спросила Светлана.
– Да.
– Из-за… тех?
– Да.
Несколько дней назад в отряде Дабби объявились эмиссары из Порт-Элизабета. Вместе с ними и еще на следующий день двумя обозами подвезли оружие, патроны, а главное – несколько сот комплектов палладийского обмундирования. Дабби ходил мрачный. Сегодня ночью он растолкал Светлану и, приложив палец к губам, велел идти за собой. За линией постов их ждал уже Лев – на крошечной двуколке, запряженной пони.
Билли бормотнул во сне и куда-то побежал. Мама!.. Открыл глаза, тут же закрыл и вцепился ручками.
– Спи, хороший мой, спи…
– Там двое – из моих клиентов, – сказал Лев. – Был бы я без дырок – вернулся бы…
– Бросил бы меня?
– Я ведь присягу принимал…
Светлана промолчала.
Утром они постучались в ворота небольшой фермы в предгорьях.
Кто я для него, подумала Светлана смутно. Хромота на вторую ногу… Пожилая женщина в сером платье с передником, в черном чепце – открыла дверь. Лев тихо говорил, что-то показывал, не выпуская из рук. Женщина измерила взглядом его, ее, прищурилась на Билли – Светлана чуть повернулась, прикрывая малыша телом. Ведьма…
Их накормили во дворе под навесом и с собой дали небольшой узелок.
Как ни удивительно, офицеры группы восприняли сообщение о предательстве если не спокойно, то по крайней мере как нечто ожидавшееся. Чуял я гниль, сказал Баглай, с самого начала гнильцой тянуло… Списали нас, гниды, скрежетнул Никольский, прав был Алька Величко, а, Степа? Да что мы, не найдем, где выйти? – почти растеряно сказал Брянко, – ерунда какая: проход найти… Эх, Андрюша, нам ли жить в печали, нам ли жить… – Никольский взъерошил ему волосы. Ну, найдем мы проход – дальше-то что? Брянко вздохнул – и вдруг замер, уставившись строго перед собой. Дошло…
