А главное: как теперь из этого выбраться?
Море угадывалось далеко впереди…
Марин, подумал он. Глеб Марин. Наша последняя надежда.
Стало даже смешно.
Олив приподнялась. Теперь пустыня была видна будто с птичьего полета. Три маленьких фигурки тащились, оставляя после себя глубокий общий след – как борозду. Ни отдыха, ни цели… как странно. Вся пустыня помещалась в старом, засыпанном песком бассейне. Расколотые статуи лежали вокруг, и лишь несколько: со страшно искаженными лицами – стояли и держали на плечах каменный свод.
Тихо было вокруг.
Она отвернулась. Зеркала врали. Ничему нельзя было верить.
Дабби мерз. Изображение в бинокле подпрыгивало. Мешали ветки. Потом вдруг стало видно отчетливо: боевая машина пришельцев катилась по дороге, а по обе стороны от нее рысью скакали десятка два казаков. Солнце с нашей стороны, отстраненно подумал Дабби, им в глаза. Это хорошо…
Вот казаки придержали коней, поворотили, взмахивая на прощание фуражками. Договорились… Он знал, что сейчас произойдет, знал, что исполнит все, как должно – но впервые за эти годы был заранее недоволен собой. Да, положение плохо настолько, что все средства хороши; да, воинское искусство некрасиво… Ему не хотелось делать то, что он делает.
Но, когда пятнистая машина приблизилась, он и еще десяток бойцов, все в черной форме морской пехоты, вышли из зарослей и расположились по обе стороны дороги: ленивая необязательная застава… Потом Дабби небрежно вышел на середину, сдвинул бескозырку на самый висок и уверенно поднял руку.
Парвис оглядел собравшихся. Нитролонг он сегодня уже глотал, так что боль пониже горла придется терпеть. Или проглотить еще? Он так и не выяснил, что вреднее: травить себя таблетками или переносить боль. А может быть, вообще все равно, потому что..
Родик Быков. Саша Пидмогильный. Гера Штоль. Антон Грамодин. Женя Турунтаев. Не приехал, но жив и здоров Слава Мерсье. Пламенный привет от Кондратьева. Жив Туров. С ним клевреты: Никольский и Брянко. Вась-Вась не приходит в сознание в больничке на Грановского. Гибель троих не подтверждена: Севрюгина, Мацюкевича и Верочки Тепловой. И – все…
Тринадцатый отдел. Три года назад – самая могущественная спецслужба в мире. В мирах.
Так, наверное, чувствовал себя наполеон на Святой Елене, маленьком острове..
Ужин при свечах. В темном пустом отеле полуразграбленного города с издевательским названием Ньюхоуп. В погибающей стране с не менее издевательским названием Мерриленд. В мрачном беспокойном мире по имени Транквилиум…
«Я даже не знаю, как ставить вопрос, – сказал он в самом начале. – Есть ли у нас еще какая-то задача, кроме спасения собственных жизней? И если да…»
– Резюмирую, – Парвис сплел пальцы, сухо щелкнул суставами. – Мнений высказано много, в все одинаковые. Рад, что даже гипотетически не вставал вопрос об организованном переходе на Запад и создании там на нашей основе структуры с понятными функциями. Хотя – это было бы весьма эффектно и по-человечески вполне понятно.
– Думаю, это уже сделано, – сказал Турунтаев. – Не нами и давно.
– Женя, ты же понимаешь, что твоя гипотеза не приближает нас ни на шаг к ответу… – Парвис помолчал, прислушиваясь к боли. – Итак, возможность выйти из игры тем или иным способом всеми рассматривается лишь как запасной вариант. Как неинтересный вариант. Если придется к нему прибегать, детали обсудим отдельно. Предполагаемых задач для предполагаемой организации видится пока две: политическая и цивилизационная. Во втором случае – это длительная кропотливая работа по преодолению технической отсталости Транквилиума, борьба – точнее, уход от борьбы – с форбидерством. Конспирация, тайная связь, маскировка. Это при том, что Кугушев патронирует на Хармони какие-то серьезные технические проекты. Деталей я не знаю, но предположить кое-что можно… Все это, конечно, увлекательно… – он замолчал: в груди кольнуло так, что перехватило дыхание. – Задача политическая по механизму прямо противоположна: действия на виду или, в худшем случае, в кулуарах, преследование сиюминутных интересов, интриги, импровизации… Тоже по-своему увлекательно.
