Все молча смотрели на Антона.
И тишина стояла на огромной пустынной станции, как будто тройня милиционеров родилась.
– Ну и что? – вдруг сурово спросил Игорь. – Ну и что из этого?
– А то, что все это сбылось! И ровно через двенадцать лет сбылось, – крикнул Антон, безумно расширив глаза, – а вы даже не поинтересовались, а что я-то загадал? А я-то что?
– Ну, не тяни, Антош! Говори! – сказала Ритка, снова кладя свою узкую ладошку ему на плечо.
– А то, что я всех вас черту за-ка-зал! Вот! Черту – киллеру всех вас заказал, чтоб сдохли вы все со всем вашим счастьем-пересчастьем, вот что! – закричал Антон. – Проклял я всех вас, проклял, чтобы подохли, чтобы умерли вы все трое в жутких корчах и судорогах и помучились бы!
– За что? – ахнула Ритка, отшатнувшись.
– Ты? – стиснув зубы, переспросил Сохальский. – Ты нам смерти пожелал?
И только Витька не переспросил.
Он, наоборот, вдруг, полуобняв Антона и обращаясь к Сохальскому, сказал: – А я на Антоху зла не держу, я бывало по-свински с ним обращался и теперь готов прощения у него попросить.
– Ты у него? – возмутился Сохальский. – Ты у него?
– А что? – хмыкнул Витька. – Думаешь, ты Антохе всегда только положительные эмоции приносил? Думаешь, ты ему только приятно и по шерстке делал всегда.
Ритка вдруг схватила себя за вмиг ставшие пунцовыми щеки.
– Антошка, Антошка, прости, если можешь, я ведь тоже тебе…
И Антон вдруг издал крик.
Он рухнул сперва на колени.
А потом упал лицом на белый мрамор и, дергаясь всем телом, как в приступе эпилепсии, стал кричать: – Гвоздь, гвоздь выньте, гвоздь, гвоздь из головы, гвоздь!
"Поезд от станции "Предконцевая", следующий до станции "Конец", отправляется от левой платформы", – прозвучало в динамиках, скрытых где-то в капителях колонн.
"Повторяем. Поезд от станции "Предконцевая", следующий до станции "Конец", отправляется от левой платформы".
Антошка затих, лежа на полу.
"Повторяем информацию, – сказали в динамиках, – поезд до станции "Конец", отправляется от левой платформы".
– Это для меня, – сказал Антон, поднимаясь, – это по мою душу. Мне пора, а вас всех прошу, простите меня, ребята, если можете…
– Вот те на, – сказал Игорь, – надо этого Ираклия Авессаломовича что ли позвать, может, доктора с нашатырем надо?
– Не надо доктора с нашатырем, – возразил Антон, вытирая рукавом слезы. – Вы меня только простите, ладно? Зря я вас проклял, вы же хорошие!
***
– Чем же это мы хорошие? – спросил Витька, когда отъехала "скорая".
– Может, мне следовало все же с ним в больницу поехать? – с сомнением в голосе произнесла Ритка.
– Да куда тебе с ним в дурдом? – хлопнул себя по бокам Сохальский. – Не переживай, жене его сообщат, я уже распорядился.
Они сидели в машине Сохальского: Виктор – на заднем диване, рядом с хозяином, а Рита – на откидном кресле напротив, спиной к шоферу и телохранителю министра, отделенным от друзей-приятелей толстым звуконепроницаемым стеклом.
– Ну что, ко мне поедем? – спросил Сохальский.
– А может, ко мне в гостиницу? – предложила Рита.
Мужчины снова ревновали ее.
И она это чувствовала.
Но ревность порождает зло.
Зло и проклятие.
Один из их компании уже доревновался до ручки. И что из этого вышло?
– А как вы думаете, это проклятие его, оно действует? – спросил Сохальский.
– Что, министр, страшно, если подстрелят? – хихикнул Витька. – Я вот из группы повышенного риска, на скоростях за триста гоняюсь, а и ничего! Живу вот проклятый!
– Перестаньте вы! – прикрикнула на мужчин Рита. – Антоху вон жалко, заболел совсем!
– Это ты его довела, красавица, между нами, девочками, говоря! – ерничая, съязвил Игорь.
– А что я должна была ему от жалости отдаться? – спросила Рита, округлив глаза.
– Проблема безответной любви неразрешима до скончания веков, и даже идеологи коммунистов, и те не обещали счастья в светлом будущем для тех, кто безответно влюблен.
– А вот и неправда ваша! – воскликнул Игорь как-то даже обрадовано, что поймал подругу на необразованности. – Были коммунисты-утописты, которые предлагали сделать красивых женщин всеобщим достоянием и давать передовым членам общества талоны на ночь с самыми красивыми коммунарками.
