– А я и думаю о спасении, – буркнул Антон, снова уставившись в пол, – и ни про какое бревно я не забыл.
– Вот и думай! – назидательно произнес метрополитеновский, снова прикладываясь к бутылке.
Помолчали.
А потом метрополитеновский не выдержал, потому как веселый общительный нрав его не позволял ему долго сердиться.
– Знаешь, почему метро так называется? – спросил он.
И в интонации метрополитеновского Антон почувствовал, что вопрос этот его совершенно не серьезный.
– Не знаю, – со вздохом ответил Антон.
Ему не хотелось продолжать такой разговор, но куда денешься?
Раньше в мозгу был гвоздь, а теперь на его месте комната.
А в ней посетители.
И посетители эти приходят его укорять.
Такова его Судьба.
– Оно так называется, потому что все банкеты по поводу открытия новых станций подземки отмечались всегда в ресторане "Метрополь"! – ответил метрополитеновский и сам первый засмеялся своей шутке.
Антон вежливо улыбнулся и, продолжая глядеть в пол, спросил: – Вы тут сказали, что гвоздь это вы вынули, а кто это вы?
– Мы? – переспросил метрополитеновский и, удивленно поглядев на Антона и снова сделав добрый глоток из своей бутылки, продолжил: – Знаешь такой анекдот? Один другому говорит: "на вам муха", а второй отвечает: "не на мне, а на вас", а первый переспрашивает: "на мню?"…
Антон молча глядел в пол и носком ботинка катал пробку от пивной бутылки.
– Мы тоже люди подневольные, – прокряхтел метрополитеновский, – нас пошлют, мы и идем… Думаешь, мне охота сидеть, тебя тут укорять и перевоспитывать? То-то! Я бы лучше в другом месте сидел, с женой своей… Или с чужой женой… Шучу!
Метрополитеновский заржал. И, озираясь по сторонам, приговорил тихо: – Это не для протокола!
– Ну, давайте, перевоспитывайте, – глубоко вздохнув, сказал Антон, – а то ведь потом за вами еще этот придет, пекарь с мукой, который вообще-то тракторист…
Он тоже будет.
Метрополитеновский кивнул понимающе.
– Да, тракторист, он такой, он может!
Снова помолчали.
– У меня там, в портфеле, еще вобла и чипсы есть, – сказал метрополитеновский, примирительно, – тебе же воблу-то можно?
– Не, я не буду, – мотнул головой Антон, – давайте лучше начинайте, а то время-то идет…
Метрополитеновский допил пиво, снова кряхтя нагнулся, кладя пустую бутылку в портфель, распрямился и начал потихоньку.
– Зачем хороших людей напрасно проклял, Антон? Они ведь своего в жизни добились не только благодаря счастливому билету! Ритке той чего пришлось испытать – через сколько унижений пройти, чтобы прописку свою парижскую получить! Она и так настрадалась-натерпелась и без твоих проклятьев. Стыдись!
Антон кивал.
Кивал и катал пробку по полу носком ботинка.
– А Игоря зачем проклял? – продолжил метрополитеновский. – Думаешь, это министерское кресло легко ему досталось? За просто так? За счастливый билетик в трамвае желаний?
– И ничего я не думаю! – буркнул Антон.
– А зачем тогда проклинал? – укоризненно спросил метрополитеновский. – Ему знаешь сколько раз могли бошку отстрелить? Знаешь сколько раз он жизнью рисковал?
То-то! Ничего за просто так не дается! У каждого человека свой путь и у каждого человека потом свой ответ за свой путь! И поэтому завидовать глупо.
– Я знаю, что глупо, – вздохнув, сказал Антон.
– Вот-вот… – кивнул метрополитеновский, – поэтому-то и нельзя ни завидовать, ни проклинать, потому что сказано: "Мне отмщение и аз воздам", что на современном русском языке означает…
– Да знаю я, – сморщился Антон, – слышал уже.
– А ты еще раз послушай, – сказал метрополитеновский, – сейчас к тебе пекарь, который тракторист, придет, он-то тебе скажет…
Метрополитеновский оттянул рукав своего черного парадного мундира и, поглядев на старомодные часы, какие носили еще до Второй мировой войны, и покачав головой, сказал сокрушенно: – Ну, я у тебя опять задержался, попадет мне, ой попадет…
***
Антон не знал, кто такой пекарь и почему его звали еще и трактористом?
Про метрополитеновского-то он знал.
Он его еще до того, как ему гвоздь вынули из головы, видел. В той еще жизни.
А пекаря встретил только вот уже в этой.
Когда на месте гвоздя комнатка в голове у него образовалась.
