— Что я могу для тебя сделать? — спросил отец.
— Мне нужна твоя помощь, — ответил Рюбен.
Мейнард принялся царапать лапами пол перед настоящим деревянным письменным столом отца. Мальчик нагнулся и поднял пса на руки.
— Извини.
— Ничего страшного. Садись и рассказывай.
И тогда Рюбен рассказал о невысоком коренастом человеке, о письмах, конверте и пустынных горах к северо-западу от Энтерпрайза. Слушая, отец то и дело кивал.
— Ты обращался в полицию? — спросил он.
— Нет. Я же человек с нарушениями психики, помнишь? Нужно, чтобы ты поговорил с ними.
Отец кивнул, и Рюбен почувствовал облегчение… пока не услышал следующие слова:
— У тебя есть еще какие-нибудь доказательства?
— Разве тех, что я уже привел, недостаточно? — спросил Рюбен.
— Ну, это выглядит не слишком убедительно. Может, кто-то просто написал на конверте неправильный адрес?
— Но ведь все сходится, — чувствуя пустоту в груди, возразил Рюбен. — А как насчет поступков того субъекта?
— Люди частенько совершают странные поступки, — сказал отец. — Ты рассказывал эту историю доктору?
Рюбен молча смотрел на отца, замечая, как тщательно тот обдумывает каждое слово, как нервно вертит в руках телефонную трубку. Мальчик понял, что отец не верит ему, боится его и хочет, чтобы здесь оказался врач.
— Доктор? — переспросил Рюбен. — Конечно. Давай, отец, позвони ему. Уверен, он тебя успокоит. Скажет, что воспринимает все случившееся как признак пробуждающегося у твоего маленького мальчика гражданского сознания, посоветует радоваться тому, что я теперь пытаюсь поладить с отцом и добиться расположения людей, совершая героические, пусть и воображаемые дела. — Рюбен встал и направился к двери. — Пошли, Мейнард. Хватит лизать ковер.
Когда Рюбен вышел на улицу, на него нахлынули злость и горечь. Ну зачем он суетится? Ему все равно ни в жизнь не поверят. Они все хотят одного: справиться с ним, словно он эпидемия или лесной пожар. Даже мать и даже когда он был совсем маленьким… Думая о матери, Рюбен всегда вспоминал, как та пыталась разговаривать с ним, отвечать на его вопросы, но сама боялась, боялась — как отец, как доктор, как все люди на улицах.
Он достал свою красную карточку, и все начали расступаться, пропуская его. Даже большие деревья на Мейн-стрит, казалось, отшатывались в ужасе.
Мейнард остановился и задрал лапу на одно из деревьев.
— Хорошая мысль, — сказал Рюбен. — Пусть они все подохнут. Пусть враг высадится и всех их покорит. Они того заслуживают.
Расправляясь с сэндвичем в ресторанчике на станции метро, мальчик пытался представить, каким будет вражеское вторжение. Он представил, как белокурый гигант тащит куда-то отца, закованного в кандалы, и зрелище получилось неплохое. Однако если то же самое случится с матерью…
Рюбен положил сэндвич, встал с кресла и вышел, показав красную карточку кассирше, которая улыбнулась ему, хотя в ее глазах был страх.
Он доехал до Мюррея и пересел на поезд, идущий до Хлопкового каньона. Вагон был битком набит глазеющими на достопримечательности туристами и пенсионерами, которые ехали в свои загородные дома.
Рюбен вышел на седьмой остановке и по извилистой асфальтовой дорожке зашагал к большому дому, прильнувшему к склону каньона под сенью огромных сосен. Такой деревянный дом мог принадлежать лишь мультимиллионеру. Рюбен усмехнулся при мысли о том, как богат его отец.
Подойдя к двери, он остановился, не дотрагиваясь до дверной ручки. Наверняка его уже ожидают. И наверняка прикосновение к ручке включит сигнал тревоги. Он помнил, как тут все устроено,
Он опустился на колени на дверной коврик — чтобы камера смогла «поймать» не лицо его, а только макушку, словно здесь совсем маленький мальчик. Потом локтем нажал на дверной колокольчик.
Женский голос спросил:
— Кто там?
— Из бакалейной лавки, — ответил Рюбен.
— Сегодня? — Женщина помолчала. — Сегодня четверг. По четвергам нет поставок.
— Меня послали, вот я и пришел, — сказал Рюбен.
— Хорошо. — Женщина со вздохом открыла дверь. Не вставая с колен, Рюбен протиснулся внутрь и, лишь одолев порог, поднялся. Из кухонного интеркома донеслось:
