- Час мой близок, Петра… Нет, не возмущайся и не делай вид, будто не согласен… Все мы смертны, императоры в том числе, и никто не избежит сей печальной участи… В молодости кажется, что в запасе ещё столько времени, и днём больше, днём меньше - всё равно; а теперь дорожишь не днём - каждым выпавшим по милости Божьей мигом… У меня на плечах империя. Но они устали, плечи, скоро обессилят совсем. Принимай дела. Чтобы избежать козней и дворцовых интриг, я желаю сам тебе передать бразды и спокойно благословить на единоличное управление.
Пётр, взволнованный, взбудораженный дядиными словами, опустился перед ним на колени и поцеловал в грудь (по тогдашней византийской традиции, василевсу целовали не руку, но перси). Дядя потрепал его по щеке:
- Ух, ты мой красавчик! Умный, хитрый… Думаешь о власти давно. Подбираешь себе соратников, расставляешь всюду своих людей… Знаю, вижу. Полностью согласен… Я случайно оказался на троне. Понимаю, да. Человек неграмотный, грубый, не имеет права распоряжаться такой страной… Но моё правление было необходимо, определено Всевышним, - чтобы проложить дорогу тебе, сделать василевсом тебя. Ты с твоим умом, знаниями, силой - и одновременно гонором, волей к достижению цели - станешь лучшим автократором за историю Рима. Верю в это. Если бы не верил, то не помогал бы. Ты сумеешь победить лихоимство и наладить государственный механизм… навести порядок в хозяйстве и вернуть империи утраченные земли… Не жалей живота своего! И тогда благодарные народы сложат о тебе песни, возведут монументы, помянут добрым словом… А с тобой - и обо мне вспомнят… - От усталости у Юстина смежились веки; их не поднимая, он проговорил: - Подготовь указ. Назначаю тебя моим соправителем. С титулом августа. Все твои дальнейшие распоряжения принимают силу закона, как мои… Но моих отныне, впрочем, не будет. - Приоткрыв глаза, император выдохнул: - Нет, одно распоряжение напоследок издам: я повелеваю упокоить меня в храме Святых Апостолов рядом с саркофагом Лулу. Чтобы нам вовек больше не расстаться…
Он сидел морщинистый, сгорбленный, совершенно лысый, с несколько перекошенной правой половиной лица. Бедный больной старик, а не повелитель необъятной державы, миллионов жизней.
Стоя на коленях, Пётр взял его за руку:
- Дядюшка, родной… Обещаю тебе, что не пожалеешь о своём выборе. Я уже не мальчик и с тобой рядом научился многому, научился ладить с людьми, предугадывать настроения, требовать и миловать. Ты передаёшь империю доброму православному. Я не посрамлю имени Юстина. Ибо - Юстиниан, продолжатель твоего дела, продолжатель твоего рода. Да свершится воля Небес!
Автократор посмотрел на него печально:
- Мне-то ничего, я уйду, а тебе будет каково? Главный мой совет: не гони лошадей слишком быстро, Петра. Или сдохнут, кони-то, загнанные рухнут, или понесут и тебя угробят. Осторожней управляй, осторожней. На неспешном шаге. И коней сохранишь, и возницей останешься…
Слушатель склонил голову:
- Несомненно, ваше величество… Буду следовать вашему совету во всём. Так благословите на поприще сие!
Василевс перекрестил его дрожащими пальцами:
- С Богом, деточка. Жаль, что сестра Милица, а твоя маменька покойная, не увидит тебя на троне. Царствие ей Небесное! А свою сестру Вигилянцию выпиши из Сердики. Пусть живёт с нами во дворце. Вместе с сыновьями. Коль своих наследников не имеешь, передашь правление одному из племянников.
- Обязательно, дядя, обязательно. И ещё у отца моего, Савватия, есть племянник Герман - мой двоюродный брат. У него тоже дети, я хочу тоже подобающим образом приютить их.
- Я не возражаю. Только дети от Вигилянции мне дороже, потому как родней.
Церемония коронации соправителя состоялась 17 апреля 527 года. Пётр предусмотрительно внёс в проект указа и жену Феодору, а неграмотный Юстин начертал «legi», этого не ведая. То есть короновали сразу обоих: муж получил титул августа, а жена - августы. Патриарх возложил им на головы диадемы и венчал тем самым на царство наравне с правящим императором. Вся стоявшая в храме Святой Софии знать пала ниц, распластавшись на полу перед новыми владыками. Вся Восточная империя, весь Второй Рим оказался у ног небогатого выходца из Сердики и трактирной танцовщицы. Но империи нужна была молодая, буйная кровь. Для последней попытки своего возрождения.
