1
Началось все с того, что Сашатку обокрали на Сухаревке.
С приятелем Васей Антоновым они в воскресенье утром отправились на базар — семечки купить. Оба крестьянские дети, страсть как любили лузгать семечки: Вася — подсолнечные, а Сашатка — тыквенные. И могли грызть часами, сплевывая шелуху наземь. Но в училище, где они проходили курс наук, это категорически запрещалось. Стало быть, отдавались увлечению в выходной, выйдя за ворота, на дозволенную прогулку. Благо от 1-й Мещанской, где училище находилось, до базара на Сухаревке — четверть часа пешком.
Вот представьте: солнечный мартовский денек, припекает, снег в сугробах жухнет, воробьи чирикают, стайками перелетая то с веток, то на ветки, в окнах жмурятся томные коты в предвкушении мартовских забав, на телеге едет Федулыч — бородатый мужик из соседней керосиновой лавки — и везет керосин в бутылях, что заказан в окрестных домах господами, на углу курчавый парень в овчинной кацавейке предлагает прохожим леденцы — петушков и медведей на палочке, барышни в приталенных шубках появляются из ближайшего галантерейного магазина и лукаво смотрят на Сашатку с Васей, а потом прыскают от смущения, прикрывая носики рукавичкой, кто-то с голубятни запускает в синее небо белых и коричневых птиц, разливаясь посвистом, будто Соловей-разбойник, у кого-то во дворе играет гармошка, а копыта лошадей проезжающих мимо пролеток звонко цокают по булыжникам мостовой. Лепота!
Вася — полноватый, розовощекий, горло нараспашку, топает по ледку поверх луж, как слоненок. А Сашатка — худощавый, маленький, смуглолицый — то ли цыганенок, то ли татарчонок, но на самом деле русский и с фамилией Сорокин, лужи неизменно обходит, ибо башмаки его чуточку дырявые, а ходить с мокрыми ногами и опасно, и неприятно. Им обоим почти пятнадцать, но на этот возраст пока не тянут — и особенно Саша из-за субтильности, еле-еле смахивает на отрока.
Оба в форменном пальто их училища — черного сукна, гимназического покроя, пуговицы выпуклые посеребренные, а петлицы воротника светло-фиолетовые; тоже и фуражка черного сукна, светло-фиолетового цвета околыш, с выпушкой вокруг тульи; на околыше в центре над козырьком — жестяной посеребренный знак, где в лавровых листьях буквы: Н. К. У. — Набилковское коммерческое училище. Федор Набилков — выходец из крестьян, крепостной графа Шереметева, но женился удачно и завел с братом свое дело, хорошо разбогател, приобрел себе вольную, занимался благотворительностью и на собственные средства содержал богадельню для сирот, а потом и школу для них, а потом и училище это. Н. К. У. считалось образцовым в Москве. Многие сердобольные господа учредили здесь свои именные стипендии.
Вася и Сашатка весело шагали мимо деревянных заборов, домиков, из печных труб которых поднимался белый прозрачный дым, вдоль палисадов в снегу, курс держа на Сухаревскую башню, возвышавшуюся надо всей округой. Башня была в лесах — находилась на реконструкции. Но высокий позолоченный шпиль с двуглавым орлом виден был отовсюду.
Подойдя к базару, ребята с ходу занырнули в самую его гущу, затесались в его ряды, в толкотню, торги, пробы товара на вкус и на зуб, в гомон, в аппетитные запахи свежих солений, выпечки и копченостей, в шутки-прибаутки зазывал, и сначала купили по горячему хрустящему бублику с маком — в полкопейки, а потом по коробочке разноцветных леденцов монпансье, и уже оказались у прилавков с семечками, как Сашатка ахнул: кошелек свистнули! Был в кармане — и нет его. Может, обронил? Бросились назад посмотреть — и, конечно, ничего не смогли найти. Даже если выпал, тут же подобрал кто-то. Но, скорее всего, слямзили. Даром, что это Сухаревка — здесь увидишь и не такое. Говорили ж в училище воспитатели: не ходите на торжище, покупайте, что надо, в магазинах и лавочках, пусть и подороже, но целее будете. Только огольцы разве взрослых слушают!
От обиды Сашатка по-детски разревелся. Он давно уж не плакал — года два, наверное, осознав себя не маленьким мальчиком, но отроком, воспитанником училища. А теперь вот не выдержал. Все его наличные деньги! Только что выдали ему тридцать пять копеек на мелкие расходы в месяц, да еще он пятиалтынный сэкономил в коротком феврале. Итого, пятьдесят! На такую сумму можно раза два в трактире перекусить. Или приобрести хорошую, полезную книжку. Или скопить еще — скажем, три рубля — и послать матери в деревню, ей там вместе с сестренкой младшей трудно живется; правда, старший брат помогает, но нечасто, самому в сапожниках еле-еле хватает.
