Везде обвиняемый – жертва клеветы или обстоятельств. Жить полвека с психологией жертвы тяжело. И задета честь – значимая ценность для дворян XVIII–XIX веков.
(А биография Пушкина – не негатив ли этой матрицы? Негодяй и его жертвы словно поменялись местами. Пришелец-иностранец, пытавшийся волочиться за хозяйкой дома, при угрозе разоблачения его неприглядного поведения прикидывается влюбленным в некрасивую сестру хозяйки и даже женится на ней и, впоследствии, увозит в свою страну. А перед этим убивает нет, не царя, выше – «солнце русской поэзии». Какой странный повторяющийся сюжет о семейной чести…)
Еще наблюдение: «В своем творчестве Херасков привлекал сердца современников умением показать страдания человека, ставшего жертвой людской несправедливости («Венецианская монахиня», «Гонимые», «Друг несчастных»), вызывал уважение высокими моральными принципами» [Западов]. В повести «Золотой прут» Херасков «отступает от устоявшейся традиции: в путешествие вместо шаха был отправлен визирь, оклеветанный муфтием» [Фаэзех].
Сквозной мотив творчества – защитить несправедливо обиженного и оклеветанного.
«…Хотел ли сам автор, – вопрошает Н.А. Гранцева, – чтобы тайна его литературной исповеди оставалась нераскрытой? Или он понадеялся на прощение со стороны хотя бы далеких потомков и оставил нам «ключ» к разгадке этого произведения?
Биография Хераскова словно умышленно минимизирована и затемнена» [Гранцева 2015; с. 140].
Вот странноватый эпизод повести: «Рыцарь к дому приближается. / Изо многих карт сложенному; / Карты и на здешнем острове / Служат верным доказательством / Суеты людской и праздности: / Стены издали пестреются, / Склеен там король с шестеркою, / Краля тамо с хлапом слеплена; / Оборочен туз навыворот, / Не глазком, но шахматной спиной…».
Почему это отрывок из «Бахарианы» имеет код 1–4,2? Центральное поле в круге (1–4) объединяет в себе все базовые поля (подобно мировому древу, оси мира, пронизывающей мироздание своей архетипической вертикалью). В нижнем, «хтоническом», регистре – это ощущение хаоса, растерянность, паника, ужас, когда человека как бы разрывает на четыре стороны.) Такой же точно код был в рассмотренных нами отрывках «Бахарианы» лишь в эпизоде потерянности молодой красивой героини, увидевшей вдруг отражение своего почерневшего и подурневшего лица: она и «верит и не верит зрению». И там этот код был оправдан. Но что же для храброго рыцаря пугающего и смущающего в обыкновенных картах?
Обратимся к анализу затекста отрывка, его анаграмматического слоя, содержащего тайный, неосознаваемый автором мета-текст: осколки фонограммы.
Сразу идет выразительный образ (здесь значимые осколки слов шествуют подряд, единым блоком): царь лижа ноги жён. (Вспоминается, что «царь», т. е. А.П. Сумароков, был не единожды женат, причем на своих крепостных и – это известно – психологически зависел не только от них, но и их семейств).
Дальше в анаграмматическом слое идут отдельные слова, удаленные друг от друга «фоновыми» участками фонограммы: страви, дна, роль, украл, на «вы», ласк. И опять подряд: ах, мат, ай, ой.
Добавим еще один метод анализа отрывка – формулу золотого сечения для нахождения ключевого слова. Им оказывается слово «разгадать»! (Вероятно, автор все-таки желал, чтобы читатели раскрыли его тайну; что ж, попробуем разгадать хотя бы эту загадку с картами.)
Сумароков (пальцы при наборе статьи ошиблись, попав в соседнюю клавишу; получилась выразительная фамилия Чумароков – чем не чума, чем не рок, если ученик полвека носил в себе разрывающую тайную боль?), «царь», потакает очередной жене, которая стравила учителя с учеником. Отныне роль последнего незавидна: учитель лишил его ласк, перешел на сухое, официальное «Вы», словно тот что-то украл. Ситуация: «на дне». Скандал: мат и крики ах, ай, ой.
Вернемся к тексту. В строке «склеен там король с шестеркою» очевидно, что «король» текста и «царь» затекста взаимозаменяемы. «Шестерка» – не бывшая ли крепостная раба, а ныне официальная жена, т. е. королева?
Следующая строчка: «Краля тамо с хлапом слеплена» интересна. Слово «краля» для современного уха не столько «королева» (в том числе карточная), сколько «зазноба». Имело ли это слово то же значение во времена Хераскова?
