— Умной? Да вы и так умная! Вы же прочли все эти книги из дядиной библиотеки?
Она не ответила. И даже не шевельнулась. Только сердце ее учащенно забилось — я это чувствовала. Она затаила дыхание. Потом заговорила:
— Сью, скажите мне…
«Скажите мне правду» — вот что готовилась я услышать. И сердце мое тоже вдруг гулко забилось. Меня бросило в жар. «Она знает! Она догадалась!» — пронеслось у меня в голове. Слава богу!
Но я ошиблась. Нет, вовсе не это было у нее на уме. Она снова глубоко вздохнула, и снова я почувствовала, что она хочет, но не решается задать какой-то страшный вопрос. Мне бы следовало догадаться, что это за вопрос, потому что, думаю, она целый месяц мучилась над ним, не решаясь спросить прямо. И вот у нее вырвалось.
— Я бы хотела знать… Скажите, — прошептала она, — что должна делать жена в первую брачную ночь?
От этих слов я густо покраснела. Может, и она тоже — в темноте было не разобрать.
— А вы разве не знаете? — ответила я.
— Знаю: что-то там такое происходит.
— А что — вы не знаете?
— Откуда мне знать?
— Нет, правда, мисс, не знаете?
— Откуда? — взмолилась она и села в постели. — Разве вы не понимаете? Не понимаете? Я не могу даже сказать, чего я не знаю! — Ее трясло, но я почувствовала, что она пытается совладать с собой. — Я думаю, — сказала она нарочито безразличным голосом, — что он поцелует меня. Поцелует?
И снова я ощутила на щеке ее дыхание. Слово «поцелует» словно обожгло мне щеку. И я опять смутилась.
— Так поцелует? — настаивала она.
— Да, мисс.
Мне показалось, она кивнула.
— В щеку? — продолжала она. — Или в губы?
— В губы, наверное.
— В губы. Так-так… — Она поднесла руки к лицу: мелькнули во тьме белые перчатки, послышался шорох — она провела пальцами по губам. Звук показался мне оглушительным, кровать — слишком тесной, а тьма под пологом — густой и тягучей, как деготь. Жаль, что фитиль перегорел, подумалось мне. И вдруг мне захотелось — и это в первый и последний раз! — услышать бой часов. Но вокруг была только тишина да ее частое дыхание. Только тьма и во тьме — ее белые руки. Весь остальной мир словно съежился или вовсе исчез.
— Что еще, — настаивала она, — он захочет сделать со мной?
«Отвечай короче. Чем короче, тем лучше. Коротко и откровенно». Но с ней трудно было говорить откровенно.
— Он захочет, — сказала я, помедлив немного, — обнять вас.
Рука ее замерла.
— Вы хотите сказать, он встанет и прижмется ко мне?
Она произнесла это, а я сразу зримо представила, как Джентльмен стискивает ее в своих объятиях. И мысленно увидела эту парочку — так же точно мужчины и девушки у нас в Боро обжимаются по вечерам за дверьми или у стен. «Отвернись и не смотри!» Вот и сейчас я постаралась отвернуться, но, конечно, не смогла, потому что не от чего было отворачиваться — вокруг одна темень. Это мое воображение нарисовало на черном фигуры, живые и яркие, как в «Волшебном фонаре».
Я почувствовала, что она ждет. И сказала сердито:
— Он не захочет стоять. Когда стоя обнимают — это грубо. Стоя обнимают, когда не на что лечь или когда надо по-быстрому. Истинный джентльмен обнимает свою супругу на диване или на кровати. На кровати удобней.
— На какой кровати, — спросила она, — на такой, как эта?
— Может, и как эта. Хотя такие перья, думаю, трудно будет снова взбить, когда все кончится!
Я усмехнулась, но получилось слишком громко. Мод вздрогнула. И как мне показалось, посерьезнела.
— Кончится… — пробормотала она, как будто озадаченная этим словом. Затем переспросила: — Что кончится? Объятие?
— Это кончится. — Я замотала головой. «Как тут темно! Ночник бы зажечь!» — Закончится это. Ну как вам объяснить?
— А вы попытайтесь, Сью. А то все говорите про кровати да перья. Что мне до них? А вы расскажите об этом. Что это такое?
— Это происходит, — сказала я, — когда целуются и обнимаются, лежа в постели. Это такая вещь… Это начинается после поцелуев. А потом на тебя накатывает — ну вроде как иногда желание танцевать под музыку… Разве вы никогда?..
— Никогда что?
— Не важно, — сказала я. Я спешила. — Не стоит задумываться. Это просто. Это как танцевать.
— Но танцевать не просто, — не унималась она. — Этому учат. Вы меня научили.
