Будто я любила ее.
Я тоже стала другой. Нервной и боязливой. Я думала: вдруг она взглянет на меня и все увидит, или Джентльмен увидит, или миссис Стайлз. Я представляла, как молва об этом доходит до Лэнт-стрит и что скажет на это Джон — почему-то о Джоне думала в первую очередь, представляла, как он посмотрит, как усмехнется. «Но что я сделала? — мысленно оправдывалась я. — Я же ничего не сделала!» И я действительно ничего не сделала. Это, как я уже сказала, были только мысли, только ощущения. Даже на ее одежду я теперь стала смотреть по-другому: и платье ее, и туфельки, и чулки хранили ее тепло, ее запах, и я с грустью складывала теперь и приминала ее одежду, перед тем как убрать в шкаф. И комнаты ее тоже, казалось, стали другими. Я ходила по комнате, как в день своего приезда в «Терновник», смотрела на все эти вещи, которых касалась ее рука. Вот ее шкатулка, вот портрет ее матери. Ее книги. Будут ли давать ей книги там, в сумасшедшем доме? Вот ее гребешок с приставшими волосками. Будет ли кому ее там причесывать? Ее зеркало. Я вставала у камина, где обычно вставала она, и вглядывалась в свое отражение, как гляделась она.
«Десять дней осталось, — говорила я сама себе. — Еще десять дней — и ты будешь богата!»
Но едва я произносила эти слова, слышался гулкий бой часов, и у меня холодок пробегал по спине при мысли о том, что план наш еще на один час стал ближе к завершению, что стальные челюсти капкана все сильнее смыкаются над ней и все труднее их разомкнуть.
Конечно, она тоже замечала, как идет время. Она вернулась к старым привычкам: гуляла, ела, лежала в постели — делала все как будто то же самое, только через силу, аккуратно и четко, как заводная кукла. То ли из опасения выдать себя, то ли чтобы не казалось, что время бежит слишком быстро. Я смотрела, как она пьет чай: поднимает чашку, отпивает глоток, ставит на стол, снова поднимает и снова отпивает — как машина. Или еще — как она шьет: быстро, нервно летает игла, и криво ложатся стежки. И я отворачивалась. Я вспоминала, как, свернув ковер, мы танцевали с ней польку. Вспоминала день, когда стачивала ей сломанный зуб. Как держала ее за подбородок и пальцем ощущала ее язык. Тогда это казалось обычным делом, теперь же даже подумать об этом было странно…
Она снова начала видеть сны. Вскакивала по ночам — ей снились кошмары. Пару раз даже с постели вставала, бродила по комнате.
— Вы не спите? — спрашивала она, заметив, что я шевельнулась.
Подходила и, дрожа, ложилась рядом, тянулась меня обнять, но тотчас убирала руки. Иногда тихонько плакала. А иной раз задавала странные вопросы, вроде: «Это наяву? Вы видите меня? Это не во сне?»
— Засыпайте скорей, — сказала я как-то ночью. Это была одна из последних ночей в «Терновнике».
— Я боюсь, — ответила она. — Ох, Сью, мне так страшно…
Голос ее на этот раз был не тихим и вялым, а, напротив, чистым и звонким, но была в нем такая печаль, что сон мой как рукой сняло, и я посмотрела ей в лицо. Но лица не увидела. Светильник, который она всегда держала зажженным, не горел — должно быть, перевернулся или масло выгорело. Занавеси, как всегда, задернуты. Думаю, было часа три или четыре ночи. Под балдахином темно, как в сундуке. И только ее дыхание. У самого моего лица.
— Отчего страшно? — спросила я.
— Мне снилось, что я замужем…
Я отвернулась. Она задышала мне в ухо. Слишком громко, как мне показалось в полной тишине. Я сказала:
— Ну скоро вы и впрямь выйдете замуж.
— Правда?
— Вы не хуже меня знаете. А теперь засыпайте лучше.
Но она не заснула. Она лежала тихо, не шевелясь. И слышно было, как бьется ее сердце. Наконец она позвала меня тихо, шепотом:
— Сью…
— Что еще, мисс?
Она облизнула губы.
— Как вы думаете, я хорошая? — спросила она.
Так мог бы спросить ребенок, но я почему-то разволновалась. Я снова повернулась и стала вглядываться в темноту, силясь разглядеть ее лицо.
— Хорошая, мисс? — спросила я, щурясь.
— Значит, вы так думаете, — сказала она печально.
— Конечно!
— А я не хочу, чтобы вы так думали. Не хочу быть хорошей. Я хочу быть умной.
«А я хочу, чтобы ты наконец заснула», — подумала я. Но, конечно, я этого ей не сказала. А сказала другое:
