– Ваше высокопреосвященство, видит бог, что вашими устами глаголет сама истина, требующая справедливости!
Мазарини с удовлетворением отметил, как сверкнули черные глаза Орлетты при этих смиренных словах.
– Дочь моя, своей просьбой вы заставляете самого господа бога через его недостойного служителя заглянуть в глубь времен.
– Наш род гордится этой глубиной, ваше высокопреосвященство! – надменно вскинула голову Орлетта де Гранжери.
Кардинал уставился на перебираемые четки.
– Во всем ли можно гордиться, сударыня? – И елейным голосом добавил: – Вам придется напрячь память и помочь ради правды господней восстановить некоторые события.
– Я готова, отец мой, как если бы была в исповедальне.
– Да будет так! – чуть торжественно произнес «серый кардинал». – Пусть мое духовное звание позволит мне стать отныне вашим духовником.
– Я так счастлива, ваше высокопреосвященство! – воскликнула Орлетта, пряча в глазах тревожные искорки.
– Рад быть тому причиной, сударыня. – Кардинал тяжело поднялся из-за стола и, обойдя его, остановился перед смиренно поникшей женщиной. – Итак, в 1631 году вас постигло несчастье, в чем я соболезную вам всей душой.
– Да, ваше высокопреосвященство, мой муж, господин де Гранжери, был подло убит на поединке с проезжим мушкетером, имени которого не удалось установить, несмотря на мою просьбу к посетившему меня в день похорон мужа советнику парламента в Тулузе.
– Каково было его имя, сударыня?
– Пьер Ферма, отец мой. Я взывала о мести, да простит меня господь, но слова мои остались не услышанными черствым сердцем судейского.
– Запомним это. – Кардинал сделал два шага от стола и вернулся с опущенной головой. – В какой день, дочь моя, состоялась дуэль вашего мужа с мушкетером?
– Во второй понедельник июля того несчастного для меня года, святой отец мой.
– 1631-го, не так ли? А когда произошли похороны?
– Ровно через две недели, отец мой, в третий вторник.
– И ваш муж, смертельно раненный, так долго страдал? – И кардинал участливо нагнулся к своей гостье.
– Я делала все, чтобы облегчить его страдания, ухаживая за ним как жена и сиделка.
– Допустим. – Кардинал резко выпрямился. – А в какую ночь был убит в Тулузе маркиз де Вуазье?
– Право, не знаю, я не была с ним знакома.
– Но с ним был знаком, молодой тогда, граф Рауль де Лейе? Не так ли? – вкрадчиво спросил кардинал.
– Возможно, сударь, но я не знаю…
– Но не встречались ли вы с кем-либо в ночь гибели маркиза?
– Что вы, ваше высокопреосвященство! Мой муж был в таком состоянии. Его нельзя было оставить ни на минуту!
Голос кардинала стал жестким:
– А почему, как вы думаете, приехал к вам в замок этот советник парламента в Тулузе, Пьер Ферма? Не хотел ли он спасти с вашей помощью графа Рауля де Лейе?
– Право, отец мой, я не знала причины его приезда.
Кардинал снова нагнулся к Орлетте:
– А если я вам, как ваш духовник, подскажу эту причину?
– Я вам поверю всей душой, – отозвалась она, поникнув головой.
Мазарини заговорил задумчиво и вкрадчиво:
– Но надо, чтобы и я поверил вам, как на вашей исповеди, дочь моя. Раулю де Лейе грозила тогда смертная казнь за убийство маркиза де Вуазье, оправдать его перед судом могла лишь одна знатная дама, с которой он провел ночь убийства маркиза. Только эта дама, – внушительно добавил он, – могла ценой своей репутации спасти любовника.
– О боже! Отец мой! Но господин Ферма не спрашивал меня об этом.
– Не спросил? Это не делает ему чести как проникновенному советнику суда. – И Мазарини снова прошелся по кабинету.
– Но разве я… разве я тогда могла бы помочь графу Раулю де Лейе? – пролепетала Орлетта де Гранжери.
Кардинал остановился в обличающей позе с протянутой рукой:
– Ну, вот видите, как неискренни вы на исповеди перед своим духовником, дочь моя! Именно вы могли бы спасти его, но ваше молчание заставило метра Ферма найти другие пути, чтобы выгородить вашего любовника, к которому вы примчались в Тулузу, оставив ради этого греховного свидания умирающего мужа без так необходимого ему ухода. Не так ли?
– Ваше высокопреосвященство! – Орлетта сползла с кресла и упала на колени перед своим «духовником». – Вашими святыми устами говорит сам всевышний господь бог, изобличая грехи мои, об отпущении которых молю вас. – И она спрятала лицо в ладонях.
